Но сон не приходил. Сажерук лежал и прислушивался к дыханию Фарида.

70 ПЕРО И МЕЧ

— Разумеется, нет, — удивилась Гермиона. — В свитке есть все, что нам надо.

Дж. К. Ролинг. Гарри Поттер и философский камень [25]

Мо работал всю ночь, а снаружи без устали бушевала гроза, словно мир, созданный Фенолио, не желал допустить в себя бессмертие. Мегги очень старалась не уснуть, но в конце концов все же задремала, уронив голову на стол, и Мо отнес ее в кровать, как делал бесчисленное количество раз. И снова удивился, как она выросла. Уже почти взрослая. Почти.

Мегги проснулась, когда он защелкнул застежки.

— Доброе утро! — сказал Мо, когда она подняла голову с подушки, и понадеялся, что утро и вправду будет добрым.

Снаружи небо покрывалось розовой краской, как лицо, к которому снова приливает кровь. Застежки закрывались отлично. Мо долго шлифовал их, чтобы не осталось никаких неровностей или выступов. Они зажимали пустые страницы так, словно смерть уже поймана между ними. Кожа, выданная ему на переплет, отливала красноватым цветом, обтягивая деревянные крышки без единой морщинки и складки. Корешок мягко закруглен, листы сшиты крепко, края ровно обрезаны. Но все это не имеет в данном случае никакого значения. Никто не будет читать эту книгу. Никто не положит ее возле своей постели, снова и снова перелистывая страницы. При всей красоте переплета было в этой книге что-то пугающее, и даже Мо воспринимал ее так, хоть это было создание его собственных рук. Казалось, у книги есть голос, который еле слышно нашептывает слова, не записанные на ее пустых страницах. И все же эти слова были. Их написал Фенолио в том далеком городе, где сейчас рыдали женщины и дети о погибших мужьях и отцах. Да, застежки — важная вещь.

За дверью раздались тяжелые шаги. Солдатские шаги. Они приближались. Тьма за окном постепенно бледнела. Змееглав поймал его на слове. Как только взойдет солнце…

Мегги поспешно вскочила с кровати, пригладила волосы и оправила смятое платье.

— Готово? — шепотом спросила она.

Мо кивнул, приподнимая со стола книгу:

— Как ты думаешь, Змееглаву понравится?

Свистун распахнул дверь. С ним было четверо солдат. Серебряный нос сидел на его лице немного криво.

— Ну что, Перепел? Готово?

Мо оглядел книгу со всех сторон.

— По-моему, да! — сказал он, но, когда Свистун протянул за ней руку, спрятал книгу за спину: — Нет! Я ее не отдам, пока твой хозяин не выполнит свою часть уговора.

— Вот как? — Свистун презрительно рассмеялся. — Ты думаешь, я не сумею отобрать у тебя книгу? Впрочем, можешь пока подержать ее при себе. У тебя еще успеют подкоситься колени от страха.

Путь из той части дворца, где обитали призраки давно забытых женщин, к покоям, где жил и властвовал Змееглав, был долог. Всю дорогу Свистун шел позади Мо своей странной высокомерной походкой, не сгибая ног, словно аист, и так близко, что Мо чувствовал у себя на затылке его дыхание. Никогда прежде Мо не бывал в коридорах, по которым их вели, и все же они казались ему знакомыми, как будто он не раз уже бродил здесь в те времена, когда без конца перечитывал книгу Фенолио в надежде вернуть Резу. Странное это было чувство — наяву идти вдоль этих коридоров по другую сторону букв и снова надеяться на встречу с женой.

О зале, наконец распахнувшем перед ними огромные двери, Мо тоже читал и, поймав испуганный взгляд Мегги, сразу понял, какое страшное место ей вспомнилось. Красная церковь Каприкорна была и вполовину не так роскошна, как тронный зал Змееглава, и все же, припомнив описание Фенолио, Мо сразу догадался, чему подражал поджигатель. Стены, окрашенные в красный цвет, и колонны с обеих сторон. Только здесь, в отличие от церкви Каприкорна, колонны были облицованы серебряной чешуей. Даже статую Каприкорн подсмотрел у Змееглава, правда, скульптор, увековечивший Серебряного владыку, был куда искусней в своем ремесле.

Трону Змееглава Каприкорн и не пытался подражать. Это был клубок серебряных змей, две из которых с разинутыми пастями вытягивались вперед, чтобы служить подлокотниками правителю.

Несмотря на ранний час, хозяин Дворца Ночи был одет в парадные одежды, словно желая оказать достойный прием своему бессмертию. На нем была мантия из серебристых перьев цапли, накинутая на черные шелковые одежды. Позади Змееглава, подобно стае пестрых птиц, сгрудились придворные: управители, камеристки, лакеи и среди них, в пепельно-серых одеждах своего цеха, цирюльники.

Конечно, Мортола тоже была тут. Она стояла за толпой придворных, почти незаметная в своем черном платье. Мо не увидел бы ее, если бы нарочно не высматривал. Басты нигде не было видно, зато Огненный Лис застыл у самого трона, скрестив руки под накидкой из лисьего меха. Он встретил входящих злобным взглядом, относившимся, к удивлению Мо, не к нему, а к Свистуну.

«Все это игра, пьеса, придуманная Фенолио, — твердил себе Мо, проходя вдоль серебряных колонн. — Если бы только она не казалась такой настоящей! Какая стоит тишина, несмотря на множество народу». Мегги взглянула на отца. Лицо у нее было совсем бледное под светлыми волосами. Мо улыбнулся дочери самой ободряющей улыбкой, на какую был способен, и радовался, что она не слышит, как колотится у него сердце.

Рядом со Змееглавом сидела его жена. Мегги хорошо ее описала: кукла из матово-белого фарфора. За ней стояла кормилица с долгожданным наследником. Плач младенца как-то странно терялся в этом огромном зале.

«Игра, — снова подумал Мо, останавливаясь перед ступенями трона, — просто игра. Если бы еще знать правила!» А вот и еще знакомое лицо: за змеиным троном стоял, смиренно потупив голову, Таддео, библиотекарь, и озабоченно улыбался ему.

Змееглав выглядел еще более измученным, чем при последней их встрече. Лицо у него было все в тенях и пятнах, губы бледные, и лишь рубин в уголке носа отливал красным. Кто знает, сколько ночей он провел без сна.

— Что ж, ты, стало быть, и вправду закончил, — сказал он. — Ну конечно, тебе не терпелось увидеть жену. Мне докладывали, что она каждый день спрашивает о тебе. Это, надо полагать, любовь?

Игра, всего лишь игра… Но ощущалось все происходящее совсем иначе. Ничто не могло быть реальнее ненависти, которую испытывал Мо, глядя в высокомерное грубое лицо. И снова он почувствовал в груди биение своего нового холодного сердца.

Змееглав подал знак Свистуну, и Среброносый требовательно подступил к Мо. Тяжело было отдавать книгу в эти обтянутые перчатками руки. Ведь в ней заключалось единственное их спасение. Свистун почувствовал его нежелание, насмешливо усмехнулся и передал книгу своему хозяину. А сам, бросив быстрый взгляд на Огненного Лиса, встал прямо у трона с такой чванливой миной, словно был самой важной персоной в этом зале.