Ребята оторопело переглянулись.

— Фальшивые? — Риччио вырвал у Виктора купюру из рук и уставился на нее во все глаза. — Да ведь не видно ничего. Она же совсем как настоящая.

— В том-то и дело, что не совсем, — ответил Виктор, снова полез в сумку, вынул другую пачку, посмотрел. — Все фальшивые, — изрек он. — И даже не особенно добротно сделаны. Похоже, кто-то просто на цветном принтере сварганил. Сочувствую вам. — И он со вздохом бросил пачку обратно в сумку.

Ребята смотрели друг на друга, как убитые.

— Все зазря! — пробормотал Риччио. — Ночью в чужой дом лезли, ночью в лагуну выходили. И ведь пристрелить нас могли. А ради чего? Ради груды фальшивых денег! — Он в ярости смахнул саквояж со стола. Пачки денег вывалились на кухонный пол.

— К тому же Оса и Бо пропали! — Моска удрученно спрятал лицо в ладонях.

— Именно. — Виктор ногами подгреб деньги к саквояжу и затолкал их обратно. — Об этом нам в первую очередь и надо подумать. Куда они могли подеваться?

Он со вздохом встал и направился к себе в кабинет. Ребята, все трое, последовали за ним, бледные, как привидения.

— У тебя автоответчик мигает, — подсказал Моска Виктору, когда все они встали возле письменного стола.

— Когда-нибудь я его с балкона сброшу, — в сердцах прорычал Виктор и нажал кнопку на панели аппарата.

Голос, раздавшийся из крохотного телефонного репродуктора, Проспер узнал тотчас же. Впрочем, голос Эстер он узнал бы где угодно, даже если бы этот голос на вокзале отправление поездов объявлял.

— Синьор Гец, это говорит Эстер Хартлиб. Сегодня ночью наше с вами дело благополучно уладилось. Благодаря указанию одной пожилой дамы, которая видела наш плакат, мой племянник наконец-то нашелся. Он, очевидно, уже много недель скрывался в заброшенном кинотеатре, вместе с какой-то девочкой, которая не желает себя называть. Сейчас ею занимается полиция. Что касается Бо, то он, конечно, еще запуган и немного исхудал. О местонахождении своего брата пока что ни слова не говорит. Кто знает, может, он точно так же на него разъярен, как и я. Вопрос вашего гонорара мы обсудим на днях, до начала следующей недели мы все еще в «Зандвирте». Пожалуйста, дайте знать, когда вы могли бы к нам зайти. До свидания.

Проспер стоял совершенно неподвижно, как будто окаменел.

Виктор не знал, что ему сказать. Он бы охотно, с радостью сказал хоть что-то, чтобы парень не выглядел таким убитым. Но ему ничего не приходило в голову. Ни единого слова.

— Какая еще такая пожилая дама? — чуть не плакал Риччио. — Дерьмо собачье, ну кто бы это мог быть?

— Со вчерашнего дня тетушка Проспера распорядилась вывесить по всему городу плакаты, — пояснил Виктор. — С фотографиями Проспера и Бо. — О том, кто эти фотографии сделал, он на всякий случай предпочел умолчать, от греха подальше. — И солидное вознаграждение вроде бы тоже было обещано. Вам по дороге ни один не попался?

Ребята сокрушенно покачали головами.

— Ну, а пожилой даме, очевидно, подвернулся, — вздохнул Виктор. — Может, она живет около вашего кинотеатра и видела, как вы туда-сюда шастаете. Может, она думала даже, что благое дело совершит, известив тетушку о ее бедном пропавшем малыше-племяннике.

Проспер по-прежнему стоял, как неживой, и смотрел в окно на балкон Виктора. На улице тем временем уже посветлело, однако небо в завесе облаков оставалось свинцово-серым.

— Теперь Эстер никогда не отдаст Бо, — пробормотал Проспер. — Никогда. — В отчаянии он взглянул на Виктора. — «Зандвирт» — это где?

Виктор колебался, стоит ли отвечать, но все сомнения за него разрешил Моска.

— Это на набережной Скьявони, — сообщил он. — Но зачем тебе туда? Лучше пойдем с нами в убежище. Надо вещи собрать, прежде чем полиция снова туда нагрянет. А Виктор тем временем, быть может, разузнает, куда карабинеры Осу поместили, а? — И он вопросительно посмотрел на Виктора.

Тот кивнул.

— Конечно. Достаточно нескольких звонков. Только скажите мне ее настоящее имя.

Риччио и Моска озадаченно переглянулись.

— Мы его не знаем.

— Некоторые из ее книг надписаны, — сказал Проспер бесцветным голосом. — Катарина Гримани. Только что толку? Они наверняка уже определили Осу в сиротский приют, а оттуда ее не вытащить. Пиши пропало. С концами. Как и Бо.

— Проспер! — Виктор тяжело встал, опершись на свой письменный стол. — Брось, это еще не конец света.

— Именно что конец, — возразил Проспер, открывая дверь. — А сейчас мне надо побыть одному.

— Да погоди ты! — Риччио шагнул было к нему, но беспомощно остановился. — Шмотки наши мы можем пока что перенести к Иде Спавенто. Она же предлагала нам помощь, или ты забыл? Хорошо, она вряд ли рассчитывала, что мы заявимся уже сегодня, но попытаться-то можно.

— Попробуйте, — проронил Проспер. — Мне это все равно. — И с этими словами он прикрыл за собой дверь Викторовой квартиры.

В немом отчаянии Моска и Риччио оглянулись на Виктора.

— Что же теперь будет? — спросил Риччио. Но Виктор только покачал головой, уставившись на свой автоответчик.

ПРИБЕЖИЩЕ

На звонок Риччио дверь им отворила экономка Иды. Первое, что она увидела, была большая картонная коробка, из-за которой едва виднелась ершистая макушка Риччио.

— Эй, да никак я тебя знаю, — пробурчала толстуха, сердито сдвигая на лоб очки.

— Так точно. — Риччио одарил ее одной из самых лучезарных своих улыбок. — Но сегодня я пришел не к вам, а к Иде Спавенто.

— Так-так. — Экономка скрестила руки на своей необъятной груди. — Ты, оголец, наверно, хотел сказать «синьора Спавенто». А что тебе от нее нужно, позволь спросить?

— Ну, сейчас начнется, — пробормотал Виктор, стоявший за спиной у Риччио с картонкой еще больших размеров. Все пожитки ребят уместились в три картонные коробки. Третью нес Моска. Со стороны их трио, должно быть, являло собой странное зрелище. Виктор удивился, как эта суровая толстуха в цветастом халате вообще не захлопнула дверь у них перед носом. Особенно если учесть, что из карманов его пальто с любопытством выглядывали котята Бо.

— Скажите, Риччио и Моска пришли, она сразу все и поймет, — невозмутимо продолжал Риччио.

— Риччио и Моска — это двое. — Толстуха воззрилась на Виктора. — А это, это твой отец?

— Это? Да нет! — Риччио рассмеялся. — Это…

— … его дядя, — договорил за него Виктор. — Не затруднит ли вас все-таки доложить о нас синьоре Спавенто, пока я эту коробку себе на ноги не уронил? А то она вообще-то тяжелая.

Экономка смерила Виктора столь строгим взглядом, что он тотчас же почувствовал себя совсем мальчишкой. Но тем не менее ушла доложить. А когда вернулась, без слов распахнула перед ними дверь и жестом предложила войти.