Через полчаса они уже усаживались за столик в модном ночном клубе. Вокруг грохотала нестерпимо громкая музыка, по стенам, потолку и спинам танцующих метались разноцветные огни, от бутафорского дыма першило в горле. Отпустив Веру танцевать с каким-то молодым хлыщом, Владимир Яковлевич поймал пробегавшую мимо официантку и заказал бутылку водки. "Пива!" – коротко и исчерпывающе ответил он на вопрос о закуске.
Это было в начале первого пополуночи. В половине второго Владимир Яковлевич не без удовольствия отметил, что уже не вяжет лыка, и спросил еще водки, а в четверть третьего ударил первого подвернувшегося под руку сопляка кулаком в лицо и бросил стулом в синтезатор, но промахнулся – стул пролетел над головой успевшего пригнуться бармена и обрушил витрину с напитками. В два семнадцать его уже мутузили охранники, оттирая локтями рвущуюся к нему на помощь Веру, а в два часа пятьдесят четыре минуты доктор Дружинин с чувством выполненного долга растянулся на жестких нарах, обмотал голову разорванным вдоль всей спины, заляпанным какой-то дрянью пиджаком и уснул сном праведника, оглашая камеру богатырским храпом.
* * *
– Ловко, – проворчал Федор Филиппович, выслушав доклад Слепого. – Что с машиной наружного наблюдения?
– Люди не пострадали, – ответил Глеб, – а что касается машины, то бюджет славного города на Неве как-нибудь переживет такой убыток. По-моему, вы не о том беспокоитесь, Федор Филиппович.
– О чем хочу, о том и беспокоюсь! – сердито огрызнулся генерал. – До каких пор этот подонок будет водить нас за нос?
– Вы предлагаете явиться к нему с обыском?
– Я предлагаю форсировать расследование! Любым доступным способом, вплоть до обыска.
Сиверов пожал плечами.
– Если вы приказываете...
– А у тебя имеются возражения? Что ж, готов тебя выслушать. Хотя в последнее время ты только и делаешь, что возражаешь, споришь и сомневаешься, а дело стоит на месте.
– Дело не стоит на месте, – возразил Глеб. – Смотрите, Дружинин уже начал нервничать. Он сам форсирует события, не стоит его подгонять. Это как с освобождением заложника: никогда не надо слишком сильно давить на похитителя, не то он просто не выдержит нервного напряжения и может расправиться с пленником. Он уже и так начал делать глупости...
– Например?
– Например, эта его вчерашняя выходка. Не спорю, алиби он себе обеспечил такое, что под него не подкопаешься...
– Знать бы, зачем оно ему понадобилось...
– А вы не знаете? Ах да, вам же, наверное, просто не успели доложить. Тут такое дело, Федор Филиппович... Словом, прошлой ночью, как раз в то время, когда Дружинин загорал на нарах, была найдена повешенной в своей квартире медицинская сестра Анна Карловна Кригер.
– Кригер?!
– Да, Федор Филиппович. Последний свидетель по этому делу приказал долго жить. Результатов вскрытия я пока не видел, но сомневаться в том, что это было убийство, не приходится. Вы знаете, что за домом Кригер велось наружное наблюдение – вы ведь, как я понял, сами его установили. Около трех часов ночи в подъезд вошел неизвестный, после чего в квартире Кригер загорелся свет; Неизвестный пробыл там около двадцати минут, а затем свет погас, и неизвестный вышел – точнее будет сказать, выбежал из подъезда. Его поведение показалось наружникам крайне подозрительным, и они попытались задержать этого типа. Услышав окрик, неизвестный учинил пальбу и, черт бы его побрал, был убит в перестрелке. Кригер вынули из петли еще теплой, но, сами понимаете...
– Этого стрелка удалось опознать?
– Представьте себе, да! Он числится в милицейской картотеке. Некто Дмитрий Сальников, по кличке Сало, мелкий уголовный авторитет...
– Сало?!
– Вспомнили? Да-да, тот самый Сало, который, согласно полученной нами информации, сосватал Недосекина в группу Кота. Неизвестно, каким образом он замешан в этом деле, но вот наружники, что следили за домом Дружинина, докладывают, что, перед тем как отправиться в город этой ночью, господин доктор вышел на балкон и переговорил с кем-то по мобильному телефону. Звонок, к сожалению, отследить не удалось, но можно предположить, что наш доктор говорил с Сальниковым. Кригер, по всей видимости, слишком много знала, и он опасался, что ее собачьей преданности может не хватить для... ну, для обеспечения его безопасности. А может быть, ее преданность была не такой уж и собачьей. Может, она имела под собой вполне реальную, – Глеб сложил пальцы правой руки в щепоть и потер ими друг о друга, – материальную основу...
Федор Филиппович завозился на скрипучем сиденье, пытаясь устроиться поудобнее, но ничуть в этом не преуспел – в салоне крошечного "фиата" было чересчур тесно.
– Где ты взял эту тележку? – спросил он недовольно. – Это же просто консервная банка какая-то! Всего пять минут здесь сижу, а уже проникся искренним сочувствием к шпротам.
– Не оскорбляйте автомобиль, он может вам это припомнить, – наставительно произнес Сиверов. – Кроме того, он полон скрытых возможностей. Заметили спойлер на багажнике?
– Спойлер?
– Ну, антикрыло... Думаете, это хохма? Отнюдь! Хозяин регулярно участвует в стрит-рейсинге – ну, в уличных гонках, по-нашему. Так что под капотом у этой тележки спрятано куда больше лошадей, чем можно подумать, судя по ее внешнему виду. Спортивная подвеска, ну, и все такое прочее...
– Черт знает что, – проворчал генерал. – Откуда ты ее угнал?
– Как можно?! – возмутился Глеб. – Мне ее одолжили с наилучшими пожеланиями. Правда, взяв при этом в залог мой "БМВ". А знаете, что самое смешное? Хозяин оказался ментом. Правда, не гаишником, а опером, сыскарем, но все же...
– Действительно, – хмыкнул генерал, – смешно... Мент – участник уличных гонок! Все равно не понимаю, на кой черт тебе это понадобилось.
– Причин две, – сказал Глеб. – Даже, пожалуй, целых три. Во-первых, этот мент – сын небезызвестного Андреича, владельца собаки по кличке Альма, постоянного обитателя дачного поселка, где господину Дружинину было благоугодно отгрохать свой загородный особняк. Так что, встретив эту машину вблизи своей фазенды, доктор ничего не заподозрит – она ему уже примелькалась. Зато другим людям, за которыми я должен присматривать, она, наоборот, незнакома...
– Это две причины, – сказал Федор Филиппович. – А третья?
– Ходовые качества, – сказал Глеб. – Учитывая привычки и наклонности людей, о которых я только что говорил, эта причина представляется мне немаловажной. Обогнать, конечно, не обгоню, но хоть из вида не потеряю.
– М-да... – сказал Федор Филиппович.
Некоторое время он молча массировал двумя пальцами переносицу, хмуро глядя в забрызганное грязью оконное стекло справа от себя. За окном простиралась выложенная мокрыми цементными плитами автомобильная стоянка. Свободных мест на ней было мало, машины стояли впритирку, заслоняя друг друга, но с того места, где припарковался Слепой, была отлично видна ярко-красная даже под слоем грязи спортивная "хонда-82000" с московскими номерами.