Придон в самом деле чувствовал, что дыхание учащается, а кровь струится чаще, когда взор падает на боевые топоры, мечи, копья, богатырские луки. Даже сейчас учащается, когда сердце полно тоской и нежностью к Итании, а раньше так вообще бы сошел с ума, позабыл бы сдержанность и невозмутимость артанина, хватал бы эти мечи и целовал лезвия…
Он с шумом вздохнул, мозг очистился. Всего лишь вещи, всего лишь вещи. Из блеска золотых вещей, ларцов с золотыми монетами, золотых кубков и чаш, проступило сияние чище, ярче, а в нем – прекрасное девичье лицо.
– Итания, – проговорил он таким горячим шепотом, что губы сразу обожгло, как огнем. – Итания…
– Что? – спросил Черево, не поняв. Придон собрал размякшее лицо в каменную маску, голос прозвучал тверже:
– Уже полдень. Когда я буду говорить с Итанией?
Черево поперхнулся на полуслове. Оказывается, он что-то вещал. Наверное, о мощи и величии куявских тцаров. Глаза потемнели, лицо налилось нездоровой багровостью.
– Кто сказал, – спросил он визгливо, – что ты будешь говорить с нею?
– Но ты обещал…
– Я обещал, – подчеркнул Черево, – что постараюсь… постараюсь!… добиться, чтобы она тебя приняла уже сегодня. Ты узришь, что она здесь, во дворце. Ты это зрел еще там, на дороге, что она уже здесь. Может быть, тебе будет даже дозволено сказать ей несколько слов. Но я не обещал, что она тебе ответит! Тем более, никто не мог пообещать такую дерзость, что ты будешь говорить с нею!
Придон возразил горячо:
– Но если я буду говорить, она что, не ответит?
– Может быть, – сказал Черево, – ответит. Может быть, нет. Кто знает женщин? Я, к примеру, не знаю. И даже не пытаюсь узнать. Зачем? Мне так жить легче. Я не хочу заглядывать в те бездны, которые у них в душах… если у женщин есть души. Вот у нас, мужчин, есть. Даже у наших коней есть! Большие и верные души. У собак есть – чистые, преданные, любящие. Но вот у женщин… гм… Ладно, пойдем, это еще не все!
Придон двинулся следом, в конце зала такая же дверь из металла, Черево поколдовал, дверь втянулась в щель, как морда улитки, дальше еще один зал, чуть поменьше, и, судя по торжественности бера, здесь уже только волшебные вещи, амулеты. Потом еще зал, еще и еще…
В самом последнем Черево остановился, обвел все пространство руками.
– Здесь собрано… которое… словом, непонятно, что оно за и для чего. Тулей сюда даже Барвника пускает не иначе как при себе, чтобы тот чего-то не узнал раньше его, великого тцара. Не понимаешь почему?
– Не понимаю, – ответил Придон равнодушно.
– Здесь может лежать ключ к абсолютной власти над людьми, зверьми и демонами! А это самое большое сокровище на всем белом свете…
Придон фыркнул.
– Богатство? Да вы даже не знаете, как пользоваться тем, что уже в залах!
– Когда-нибудь узнаем, – ответил Черево серьезно. – А пока могу добавить, что все это… весь этот зал и все, что выше, когда-то достанутся тому…
Он умолк, пауза затянулась, Придон сказал раздраженно:
– Не тяни, я не куяв!
– Вижу, увы. Достанется тому, кому достанется несравненная Итания.
Он пытливо вглядывался в лицо Придона, но там не дрогнул ни единый мускул. Артане умеют владеть собой, умеют, однако же Придон скользнул безразличным взором по волшебным вещам, ибо при упоминании Итании снова мир поблек, а все его сокровища потускнели. Если завладеет Итанией, что эти горсти песка в сравнении со сверкающей дивной жемчужиной?
– Тебя ничем не проймешь, – сказал Черево с досадой. – Ладно, я тебе такое покажу, что ни один еще не зрел… Придон с видом полнейшего равнодушия пожал плечами.
– Ты думаешь удивить артанина?
– Думаю, удивлю, – ответил Черево очень серьезно. – Пойдем.
Он отодвинул огромный сундук, явно пустой, Черево не выглядит силачом, потрогал стену. Оглянулся на Придона, тот понял, отвернулся. Черево сопел долго, кряхтел, даже ругался, наконец послышался скрип, в спину Придона потянуло холодным сырым воздухом.
– Пойдем, – послышался голос Черева.
Часть камней исчезла, в неровном проходе зияла чернота. Черево вынул из медного кольца чашу светильника, первым шагнул, наклонив голову, в проем. Придону пришлось согнуться чуть ли не вдвое.
Комната совсем крохотная, почти чулан. И абсолютно пустая. Так почудилось Придону, но Черево поднес светильник к левой стене, и Придон ощутил, что у него остановилось дыхание. На стене меч с длинным, абсолютно черным лезвием. Из стены торчат расплюснутые тяжелыми молотами шляпки массивных стальных штырей, рукоять меча прикована к этим штырям неимоверно толстыми и явно тяжелыми цепями. Такие же толстые цепи, драконов ими приковывали, что ли, прижимают к стене лезвие.
Черево оглянулся, сказал с сарказмом:
– Ну что?.. Не удивил? Видел бы ты свою артанскую рылу сейчас!
– А почему… – начал Придон и умолк.
Цепи зазвенели. Меч рванулся, забился в путах. По черному лезвию пробежали искры, показались Придону звездами в безлунной ночи. Цепи натянулись, меч отпрянул к стене, прижался, а затем с силой рванулся снова. Цепи зазвенели громко и тревожно.
Черево воскликнул:
– Да что это с ним?.. Я даже не слышал о таком!.. Придон медленно разжал губы:
– А я слышал.
Черево попятился к пролому, глаза не отрывались от меча. Тот забился еще яростнее, цепи звенели непрерывно, стучали кольцами, терлись, ударялись друг о друга и о камень стены. Брызнули первые искры.
– Уйдем отсюда, – проговорил Черево. Он побледнел, губы стали синими. – Уйдем… ох, зачем я тебе такое показал!
Придон сказал как можно равнодушнее:
– Уйдем так уйдем. Все-таки это меч, не топор.
Он прошел мимо Черева, не оглядывался, тот закрывал секретный проход, придвигал сундук, наконец догнал, пошли плечо к плечу. Черево дышал тяжело, часто искоса поглядывал на Придона, наконец не вытерпел:
– Так что это за меч? Придон скривил губы.
– Как можно хранить и не знать?
– У нас много чудесных вещей, – огрызнулся Черево. – Известно только, что этот меч обладает чудесной мощью. Рассекает все, как соломинку, будь то стальные доспехи, железный столб, каменная стена или гора, заколдованный щит… К тому же человек с этим мечом неуязвим для всех. Для людей, зверей, грозы, падающих с горы камней, стрел, мечей, топоров, копий… Что, этого мало?
Придон кивнул.
– Мало.
Черево вспыхнул, даже уши побагровели.
– А что же еще?