— Земля наша их очень интересовала, — вставила Марина.
— Да, земля здешняя дорогого, по нынешним аппетитам, стоит. Кругом-то все уже почти застроено. А тут у вас прямо рай, — Колосов вздохнул. — Это что у вас, виноград?
— Здесь кустарниковые и лиановые грунтовые. — Марина указала на шпалеры из штакетника, по которым вилась упругая молодая поросль. — Амурский виноград, это вот актинидия. А в оранжерее тропические. — Она открыла дверь в солнечное сооружение из пластика с выпуклым куполом.
Здесь, как и в оранжерее олигарха Гурнова в Старогрязнове, было влажно и душно. Но не так круто и помпезно. Все по-деловому, по-научному.
— Вот смилакс обыкновенный, теплолюбивый он. — Марина показала на какую-то зеленую ползучую плеть — в горшке и на удобной подпорке.
Колосов с кислой миной ознакомился.
— И где еще такие выращивают?
— В любой частной оранжерее, можно и в домашних условиях.
— В домашних, — он тяжко вздохнул. — Я любовался на все ваши ботанические чудеса, но самого главного так и не увидел. Где ж у вас конопля?
Марина и Тихомиров переглянулись. Тихомиров фыркнул.
— Вы совсем как здешний участковый, — сказал он. — Явился он к нам однажды и говорит: цветы — это, конечно, красота, но мак-то где? А почему, скажите, мы не можем выращивать коноплю и мак?
— Наркосодержащие. Запрещено.
— Кем запрещено? Пятьсот лет в России конопляное масло ели и веревки плели конопляные, сайки с маком пекли…
— И сейчас пекут.
— Я русский человек, — Тихомиров ударил себя в грудь. — И это наш национальный продукт — конопля. А на то, что какие-то там безбашенные придурки курят, жрут и колются, плевать мне с высокой колокольни. Без них только чище будет, дышать легче, когда скопытятся. Нельзя из-за какой-то кучки отщепенцев, отбросов запрещать то, что выращивалось, культивировалось веками, что приносило прекрасный доход!
— Были б у вас дети, говорили бы вы по-другому, Сергей Геннадьевич.
— Трое у меня, трое на моей шее. — Тихомиров хлопнул себя на этот раз по затылку ладонью. — Ради них и стараюсь, только ради них одних, потому что люблю. Но коноплю и ради них бы не запретил.
— Там еще кто-то явился, — Марина посмотрела в окно оранжереи. — Наверное, клиенты, я пойду.
— Пойдемте все вместе, я тут все уже осмотрел, — сказал Колосов миролюбиво.
К конторе тем временем друг за другом подъехали две машины — «Вольво» и — тут Колосов не поверил глазам своим — черный «Мицубиси Паджеро»: ну, точная копия того, большеглинского. Из него вышел высокий, спортивного вида брюнет в джинсах и белой футболке поло. Из «Вольво» вышли две молодые женщины, и, подойдя, Колосов понял, что и они ему, как и черный внедорожник, знакомы — нет, не лично, а по оперативному фото, которое он всего час назад держал в руках.
Фаина Пегова и Алевтина Ойцева — они самые. Фигурантка и ее соседка по квартире, подруга. То, что эта самая Фаина окажется такой вот… такой красоткой, Колосов не ожидал. По фотографии никогда нельзя полностью судить о человеке, впрочем, как и по видеосъемке.
— Привет, всем привет! Сережа, чао! — Фаина помахала Тихомирову, и по тому, как он улыбнулся в ответ, Колосов понял, отчего он отвечал на вопросы об этой женщине так, как отвечал. — Марат, и ты здесь? Боже! Сколько зим! Каким ветром тебя занесло?
— Попутным. — Брюнет за руку поздоровался с Тихомировым, улыбнулся Марине, скользнул равнодушным взглядом по Колосову. И обернулся к Фаине, словно и не замечая стоявшей возле машины Али-Алевтины. — Давно не виделись, радость моя.
— Еще как давно, радость моя, — ответила Фаина точно с такими же интонациями, как до этого разговаривала с Алей.
Радость, радость, радость моя… Это было ее фирменное присловье. И те, кто общался с нею близко, невольно подхватывали его. Заражались.
Колосов понял, что этот Марат — знакомый фигурантки Пеговой. Вообще, все они оказались знакомы, судя по их приятельскому перебросу фразами.
— Действительно, давно к нам не заглядывали, Марат Евгеньевич.
— Да дела, Сергей, будь они неладны. Процесс за процессом в суде. Отдохнуть некогда. Тут вот в лес на пару дней еле вырвался.
— На охоту? Ба! На уток?
— Какие утки. Такого кабана завалил!
— Сейчас же вроде не сезон.
— А, — Марат с усмешкой махнул рукой, — места надо знать. Если есть желание, могу порекомендовать и вам, и Андрею. Кстати, он здесь?
— Да вон он, легок на помине. — Тихомиров кивнул на показавшийся в воротах «Мерседес» Балмашова.
Марина Петровых поспешила навстречу. Буквально остановила «Мерседес» на полпути, на середине аллеи. Балмашов вышел и направился к ним, а она засеменила рядом, стараясь попасть в такт его шагам.
— Это что — правда? — послышался за спиной Колосова голос Фаины Пеговой.
— Что тебя интересует, радость моя? — в тон ей спросил Марат.
— Правда, что ты с этой своей… ну с этой… разошелся?
— Ты кого имеешь в виду?
— Их так у тебя много? Последнюю.
— Ксеню? Марину? Леру? Да, мы расстались друзьями.
— А кто на очереди следующая?
— А у тебя кто на очереди, радость моя?
— Не знаю, Маратик. Был один… забавный такой, колоритный мужик… да ты, кажется, однажды его видел со мной в клубе мельком.
— Я только мельком все эти годы тебя и видел. Мелькнешь и исчезнешь. Это тот бритоголовый, с золотой цепью на шее?
— Цепь его как раз не уродовала. Златая цепь на дубе том, — Фаина усмехнулась. — Да как-то все сломалось в одночасье, разрушилось. Вот приехала узнать, как и что… подробности…
— Здесь? У Андрея?
— Не у ментов же, — хмыкнула Фаина.
И по этому ее коротенькому замечанию Колосов понял — о чем бы эти двое ни говорили, его собственная беседа с дочкой Пегова-Головнюка-Короля в любом случае будет не из легких. Но сейчас общаться с фигуранткой было пока еще рано.
А вот Алевтина Ойцева — Аля — по-прежнему молча стояла у машины. Стояла, опустив голову, кусая губы.
Подошли Балмашов с Мариной. Та, видно, уже успела доложить, зачем явился майор из угрозыска.
— Добрый день. — Балмашов окинул Колосова взглядом. — И здесь меня разыскали? Одну минуту, и я в полном вашем распоряжении. Марат, рад вас видеть… Фанни, привет. — Он наклонился к Фаине и поцеловал ее в щеку.
— Мы с Алькой по дороге к тебе завернули, — Фаина впервые обратила внимание на заскучавшую подругу. — В Москве — Сахара, а у вас тут так хорошо.
— А я за цветами, Андрей, — сказал Марат.
— Как всегда, для вашей матери?