В гостях она расслабилась, выпила крепчайшего кальвадоса, которым угостил ее Гриша. Душан спиртного не пил принципиально. Он был рьяный вегетарианец. Да и из овощей ел лишь цветную капусту, сельдерей, спаржу и морковь. Красился в блондина, сводил на теле растительность фото — и биоэпиляцией, регулярно посещал солярий, турецкую баню и СПА. Он пекся о своей внешности с маниакальным рвением, боялся постареть, подурнеть, разонравиться Грише и выйти раньше времени в тираж. Оба они были людьми мягкого характера и больше всего на свете хотели, чтобы все — естественно, кроме всепонимающих друзей, в число которых входила и Фаина, — оставили их в покое. Им обоим мечталось как-то узаконить свои отношения, хотя бы в материальном плане. Но, кроме того, чтобы написать дарственные на имущество друг на друга, придумать они ничего не могли.
Что касается их дома — Фаина ревниво сравнивала его со своим, — он был уютным, как квартира на Бейкер-стрит. Здесь господствовал особый мужской беспорядок и одновременно стиль и комфорт: кожаные кресла с высокими спинками, электрический камин, виды Лондона в простых дубовых рамах на стенах, турецкий ковер на полу, трубки из вишневого корня в тяжелых пепельницах черного мрамора, книги, альбомы, диски, пилочки для ногтей. И, конечно же, как некие символы — фотографии с обнаженной мускулистой мужской натурой.
— Ах, Фанни, — говорил Гриша со вздохом после пятой рюмки, — что мы можем сказать тебе, что посоветовать, ты все понимаешь сама. Здесь перспектив никаких в том плане, который нас устраивает. Ехать за границу? Мы денег еще столько не заколотили. Там уже не заколотим, возраст не тот. Значит, придется здесь. Мне скоро тридцать семь стукнет. Время, скотина, летит ужасно быстро.
— Но вы все же думаете уезжать? Жить вместе там? — допытывалась Фаина.
— Скорей всего, да. Мне нравится Лондон, ты знаешь. Душке импонирует Дания. Наверное, со временем переберемся туда. Там законодательство позволяет. Возможно, даже возьмем в приюте приемыша из какой-нибудь Мьянмы на воспитание. А чужое мнение… Знаешь, мнение обывателей везде одинаково.
В таких неспешных разговорах за жизнь незаметно пролетел весь вечер. Было уже почти одиннадцать, когда загостившаяся Фаина засобиралась домой.
Катя оказалась права: поиск, оперативно-розыскные мероприятия затягивали Никиту Колосова, полностью подчиняя себе. Это и была та самая «настоящая работа», которую он выполнял одновременно и на автопилоте, и с огоньком. То, что подозреваемый скрылся, конечно, накладывало на ситуацию особый нервный отпечаток. Но Колосов не падал духом. Что, разве не было в его богатой практике случаев, когда убийца ударялся в бега? Были, и еще какие. И еще каких преступников искали и находили. Отыщем и хозяина «Царства Флоры». Наизнанку вывернемся, а найдем.
С утра он успел сделать сотню дел. Позвонить в десятки нужных и полезных в оперативном плане мест, переговорить с коллегами из МУРа, ГУУРа, транспортной милиции, напомнить о себе управлению воздушной милиции, проконсультироваться с сотрудниками консульского управления МИДа по поводу будущих зарубежных поисков Балмашова за границей — если тому все же удастся как-то просочиться во Францию. Побывал он и в прокуратуре у зампрокурора, и у следователя, ведущего дело. И подкинул ему идею насчет прослушивания.
С этой идеей вместе со следователем они отправились в суд за санкцией. Колосов намеревался установить спецаппаратуру в магазине в Афанасьевском переулке, на базе в Воронцове, а также поставить на прослушивание телефоны Марины Петровых и Сергея Тихомирова. Исходил он из самой простой логики — они оба могут быть потенциальными жертвами Балмашова. Но одновременно — и в этом и была вся неприятность — они не желали добровольно сотрудничать со следствием и поддерживали сторону Балмашова, не веря словам и доводам, не веря очевидному. По поводу Тихомирова Колосов вообще не испытывал никаких особых иллюзий. Насчет Марины Петровых мнение его было сложнее, но и ее лучше было прослушивать, чем тупо ждать признаний, которые она категорически отказывалась давать. И это несмотря на то, что вся сцена на мосту, так испугавшая ее, была заснята ими на пленку, задокументирована! О, свидетели! Что ж вы за люди такие? Ведь ради вас же, ради вашей безопасности весь отдел убийств вот уже почти неделю не работает даже, нет, а точно в котле кипит адском — из кипятка да в лед, из огня да в полымя.
Пришлось долго ждать, пока освободится судья. А потом столь же долго и нудно втолковывать, опираясь на собранные по делу доказательства, клянчить санкцию. Но из их просьб ничего не вышло. «Подозреваемый скрылся, — судья (женщина) была строга и холодна, — какая может быть в этом случае санкция на прослушивание? Вы что, закона, коллеги, не знаете?»
Колосов закон-то знал, но… Он собрал в кулак все свое обаяние, всю силу убеждения и обрушил их на голову судьи. Дебаты шли, за окном уже полыхал закат. Последнее слово оказалось, естественно, за судьей. И оно, увы, было «нет». Отказ. Облом.
Из здания суда Колосов вышел злой как черт. Вернулся в главк, но там тоже его не ждало никаких ободряющих новостей. Однако и головомойку устраивать (душу отводить) было некому — все трудились в поте лица, наперегонки. Пришли данные по следам крови на секаторе и платке, найденных в «Мерседесе» Балмашова. Хотя это пока еще была только биологическая экспертиза, а не ДНК, но и эти результаты подтверждали все прежние выводы: кровь и там и там оказалась той же группы, что и кровь Марата Голикова.
В начале восьмого тот, кого Колосов так хотел бы прослушать негласно, — Сергей Тихомиров, друг и компаньон беглеца, — позвонил сам.
— Добрый вечер, — голос его звучал не особо приветливо. — Вы просили нашу финансовую документацию подготовить, ну вот, все готово. Приезжайте, проверяйте.
— А адрес фабрики гобеленов отыскали, Сергей Геннадьевич? — спросил Колосов.
— Да, там у нас и расходные чеки есть. Вам же бумажки небось все подай.
— Когда приехать, ознакомиться?
— Да хоть сейчас, я в Воронцове. Или завтра вечером. С утра я занят на таможне, у нас там грузы пришли. Срочно надо оформлять.
Колосов прикинул: если завтра вечером, то еще целый день коту под хвост. А может быть, там, в этих документах, что-то полезное, важное. Он глянул на часы.
— Я выезжаю к вам, Сергей Геннадьевич.
Он двинул в Воронцово и уже на Кутузовском влип в затор. В этот летний вечер, казалось, вся Москва устремилась за город, на дачи. Перманентная пробка была и на МКАД, и потом на Ильинском шоссе, куда он рванул в объезд. Настроения, естественно, это не подняло.
Когда он вот так парился и изнывал в машине, несмотря на включенный кондиционер, позвонила Катя.
— Привет, Никита.
— Привет. — Он критически разглядывал себя в зеркале: ну и рожа, господи ты боже мой!
— Новости есть?
— Целый ворох, хоть стой, хоть падай.
— А ты где сейчас? В прокуратуре?