– Сейчас пойду. Только вот кофе вам заварю, Федор Матвеевич. – Катя занялась электрическим чайником и банкой растворимого кофе. Поиск… оперативная рутина… Сколько раз такое уже было. Сейчас возьмут этих Дьяковых в плотную разработку и начнут копать.
ПОЧЕМУ ОНИ НЕ ИЩУТ ЦВЕТУХИНА В СВЯЗИ С УБИЙСТВОМ ЗАБОРОВОЙ?
И… СТОП…
Она чуть не расплескала кипяток. Стоп… Погодите, погодите… А при чем тут вообще сестры-Парки, дочери ясновидящей Саломеи? Ведь эту Ларису Павловну Дьякову камера засняла входящей в их дом…
– Ну что с адресом? – Гущин был в нетерпении.
– Прописаны и проживают в нашем подмосковном Дзержинске, «Фиат» – автомашина химчистки-прачечной, хозяйка химчистки все та же гражданка Дьякова, – доложил оперативник.
– Так, кому-то из нас придется прямо сейчас в Дзержинск ехать… майор Маслов, кажется, тебе и придется. Ничего пока не предпринимать. Информация нужна – это все пока. Так, завтра с утра вытаскиваем сюда в розыск ту свидетельницу-китаянку, она видела, как Заборова садилась в машину.
– Федор Матвеевич, где ее теперь найдешь?
– Адрес разве не записали?
– Да у них, которые с бывшего Черкизона, по сто адресов!
– Чтоб была здесь в розыске завтра. Время – до обеда, ответственные – вы и вы, – Гущин уже не шутил.
Катя поставила перед ним чашку кофе – задобрить старика надо, а то сейчас раскричится. Ну вот она и попала в свою привычную среду, как и хотела. Стены Главка крепки и надежны, в окнах розыска на первом этаже свет горит… Машины во внутреннем дворе, похожем на колодец. Суконные милицейские будни. Теперь взяли след и будут раскрывать, раскрывать до посинения… Но как же ВСЕ ЭТО, вся эта суконщина, вся эта рутина УСПОКАИВАЕТ. Вот она сейчас еще капельку послушает тут в кабинете Гущина, как они «уже раскрывают», и потом можно будет домой, к Анфисе, та, наверное, уже заждалась ее.
Это вам не Центр судебной психиатрии, полный маньяков… Где у каждого свое место, свой номер – первый у Чикатило, второй у майора Евсюкова и третий… третий у НЕГО…
ГОСПОДИ, ОТЧЕГО ОН НЕ ОСТАВИТ МЕНЯ В ПОКОЕ?
ЗАЧЕМ МНЕ ЗНАТЬ, КТО ДО НЕГО ЖИЛ В ТОМ ДОМЕ?
ЧТО НАМ С ГЕВОРКЯНОМ ЭТО ДАСТ?
Гущин искал что-то в справочнике телефонов районных ОВД.
– Номер участкового мне мобильный, который эту территорию в Дзержинске обслуживает.
Забыв про кофе, Гущин уже кого-то внимательно слушал в трубку, бросая отрывистые короткие вопросы.
И снова – сложная гамма чувств…
А обычно вид у полковника благодушный и простоватый…
Лысина блестит, как медный таз…
Катя сходила помыла чашки, налила в электрический чайник свежей воды. Кто о них тут в розыске позаботится, если засядут на всю ночь «раскрывать»? Да, все же РАБОТА, повседневная РАБОТА классно мозги прочищает. Слушай, запоминай, потом будет статья об успешном раскрытии.
ТОЛЬКО ВОТ КАКОГО ИМЕННО ДЕЛА?
ЧТО-ТО ОНА СОВСЕМ ЗАПУТАЛАСЬ…
– Дьякова ранее трижды судима. Значит, та самая, ошибки нет, фото не врет, – Гущин выдохнул, словно сбросил с себя какой-то груз. – Участковый докладывает… Нареканий нет, лет пятнадцать уж вроде как тихо живет. Владелица химчистки, раньше имела несколько приемных пунктов, теперь нет, бизнес свернула… У нее два взрослых сына – эти самые Григорий и Петр, машины одна на младшего, другая по доверенности на старшего. Живут в частном доме, адрес: улица Силикатная, недалеко от железнодорожных путей. Участковый в доме никогда не был, не удосужился – выговор ему за это влепить… На участке есть другие постройки – сарай, баня, гараж. Возможно, и подвал в доме имеется… И еще кое-что он мне сказал, этот участковый…
Катя с сумкой была уже на пороге кабинета. Домой, домой, к Анфисе, к ее плюшкам, малиновому варенью… Сейчас она возьмет такси и полетит по вечерней Москве домой – успокоенная, возвращенная к реальности…
– Они держат собаку бойцовской породы.
Катя замерла. Гущин произнес это так, словно забил гвоздь. Забил гвоздь в стену и повесил картину.
Только эта картина пока еще была ЧЕРНЫЙ КВАДРАТ.
В этот вечер все валилось из рук. Рюмка водки и та… Рюмка-рюмашка… Лариса Павловна Дьякова, Мама Лара, в розовом махровом халате, в шлепанцах на босу ногу, смотрела по телевизору «Боярского» и пила.
Эх, когда-то хорош ты был, пацан с усами… И пел…Что-то там про «такси зеленое» гундосил… Нравился. А теперь постарел шибко.
Ох!
Осколки рюмашки на полу, взять бы совок, щетку…
Ничего, Петька, сын, дома – уберет. Заявился тут домой сам не свой. Пиджак порван. А Гришка, младший, так и не приехал домой ночевать. И сейчас его нет. Звонил – пьяный: мама, я люблю тебя… мама Лара, помоги…
Чем поможешь, если пьет?
Как убили ту суку, все в доме кувырком. И нет никакой радости. И здоровья нет в теле. Грудь болит. И такая усталость, словно камни таскала весь день, а ведь весь день за порог не выходила. Из химчистки опять звонили насчет договора с комбинатом с Докукина, не поехала, не повезла договор.
Стол, покрытый клеенкой, бутылка водки, стакан…
Сынок… Сынок Петруша, хочешь рюмашку? Нет его в доме, в гараже сидит, вид делает, что с машиной занимается…
Бабу себе нашел, по ресторанам, по театрам ее водит.
Как убили ту суку в подвале – все, все, все кувырком…
Так ничего и не узнали, так ничего и не сделали путного. И денег не вернули. И не отомстили. Только в крови измарались зазря. Теперь, если найдут, потянут… К ответу потянут…
Не найдут.
С банком-то тогда ничего, никого не нашли. Не дознались.
И что же так сегодня тяжело-то на сердце? Чует оно, что ли, беду? Болит, болит… Пьешь, не зальешь никак. И сынки… гады они, сынки, только о себе, только о себе, на мать – плевать.
МАМА ЛАРА, ПОМОГИ!
ПОМОГИ!
Кто это зовет? Хрипит?
Лариса Павловна тупо смотрела на почти пустую бутылку водки. Над столом, покрытым клеенкой, рдел оранжевый абажур, и бутылка в его свете отбрасывала на стол маленькую четкую тень. Как будто стрелка часов…
И вот она дернулась и поползла вперед, словно считая минуты.
Лариса Павловна встала.
– Петька! Марш сюда!
Нет ответа от сына.
– Петька! Говорить с тобой хочу! Мать твоя хочет!
Нет ответа. Сидит в гараже. Было бы куда уйти – давно бы бросил и этот дом, и химчистку, и пса-людоеда, и ее – свою мать…
К бабе бы той ушел, в которую втрескался по уши. Чем она его только взяла-то? Дылда, на нормальную бабу не похожа… Та, сестра ее, вроде как получше, покруглее. А эта доска доской.