— Я хочу сказать, — не просто так в него смотрела.
— А как? Совсем внутрь?
Юнипа кивнула: — Да, в самую глубину.
— Два или три раза, — сказала Мерле. — Я погружала лицо в воду, хотя рамка узковатая. Но мне удалось открыть глаза под водой.
— Ну и что?
— Ничего. Сплошная темнота.
— И ты совсем ничего не увидела?
— Я же сказала — ничего.
Юнипа задумчиво пригладила рукой волосы.
— Если хочешь, я тоже могу попробовать.
Мерле, собравшаяся было зевнуть, закрыла рот.
— Ты?
— Своими зеркальными глазами я хорошо вижу в темноте.
Мерле подняла брови: — Ты мне об этом не говорила. — И тут же стала вспоминать, не совершала ли она ночью чего-нибудь недозволенного.
— Я стала видеть ночью всего три дня назад. А теперь вижу еще лучше. Почти как днем. Иногда не могу заснуть, — свет бьет в глаза, даже когда веки закрыты. Все вижу в ярко-красном цвете, как будто смотрю на солнце, хотя глаза не открываю.
— Ты должна сказать об этом Арчимбольдо.
Юнипа помрачнела: — А вдруг он отберет у меня глаза?
— Нет, не отберет.
Мерле попыталась себе представить, как это бывает, когда и днем и ночью вокруг светло. Можно ли такое вытерпеть? Сможет ли Юнипа теперь спать?
— Ну, ладно, — Юнипа быстро сменила тему разговора. — Ты мне дашь заглянуть в твое зеркало?
Мерле вынула зеркало из-под одеяла, покачала его на руке и пожала плечами.
— Почему бы и нет?
Юнипа взобралась к Мерле на кровать. Они сидели друг против друга, поджав ноги, обе растрепанные, в длинных ночных рубашках, прикрывавших колени.
— Дай-ка я сначала сама еще раз попробую, — сказала Мерле.
Юнипа видела, как Мерле поднесла зеркало к лицу. Затем осторожно сунула туда кончик носа — все глубже и глубже, и вот в зеркало уже погрузились щеки. Скулы коснулись рамки. Дальше лицо не входило.
Под водой Мерле открыла глаза. Она знала, что ее там ожидает, и не испытала ни малейшего разочарования: все было как всегда. Тьма и больше ничего.
Она вынула лицо из зеркала. В овальной рамке блестела спокойная поверхность воды. Нос и щеки были абсолютно сухими.
— Ну, что там? — взволнованно спросила Юнипа.
— Ничего нет. — Мерле протянула ей зеркало. — Все то же самое.
Юнипа сжала ручку зеркала тоненькими пальцами и стала внимательно рассматривать в нем свои глаза.
— Как ты их находишь? Они красивые? — спросила она напрямик.
Мерле не знала, что сказать: — Они какие-то чудные.
— Ты не ответила на мой вопрос.
— Ты извини… — Мерле не хотелось говорить Юнипе правду, — но иногда у меня мурашки по спине бегают, когда я на тебя смотрю. Нет, твои глаза не страшные, — быстро добавила она. — Только они такие… такие…
— Холодные, как ледяные, — тихо сказала Юнипа, словно в раздумье. Порой мне самой становится холодно, даже когда светит солнце.
Свет — во мраке, холод — при жаре.
— Ты будешь смотреть в зеркало или нет? — спросила Мерле.
— В общем-то теперь я не очень хочу, — сказала Юнипа. — Но если ты предлагаешь, я посмотрю для тебя. — Она взглянула на Мерле. — Или тебе не хочется узнать, что там внутри, там, где рука появляется?
Мерле только молча кивнула.
Юнипа приблизила лицо к зеркалу и погрузила в него нос. Голова у нее была меньше, чем у Мерле, — да и вся Юнипа была более тонкой и хрупкой, — и потому ее лицо сразу оказалось в воде по самые виски.
Мерле терпеливо ждала. Она смотрела на худенькую фигурку Юнипы в не по размеру длинной ночной рубашке, на которой так резко обозначились острые плечи, а у краев выреза так сильно выпирали костлявые ключицы, что казалось, будто и рубашки-то на ней нет.
Смотреть, как кто-то другой пользуется ее зеркалом, было для Мерле непривычно, даже странно. Ведь все самые невероятные действия представляются вполне естественными, когда их производишь сам; но если это делает кто-то другой, так и хочется фыркнуть, повернуться и уйти.
Однако Мерле продолжала смотреть и думала: что там сейчас может видеть Юнипа? Наконец не выдержала и спросила:
— Юнипа, ты меня слышишь?
Наверняка она слышит. Ведь ее уши даже не задевают поверхность зеркальной воды. Однако ответа не последовало.
— Юнипа!
Мерле забеспокоилась, но не двинулась с места. Ей вдруг стали видеться жуткие картины, представилось, как страшные чудища обгладывают в Зазеркалье лицо ее подруги: когда та вытащит оттуда голову, то на шее у нее окажется только голый череп с волосами, как те большие скорлупы на шестах, что обнаружил профессор Борбридж во время своей экспедиции в Ад.
— Юнипа! — окликнула ее Мерле погромче и схватила за руку. Рука была теплая. Пульс нормальный.
Юнипа возвращалась. Именно возвращалась. Лицо у нее было такое чужое, будто она приехала из каких-то дальних неведомых стран, которые находятся, наверное, с другой стороны глобуса или, скорее всего, существуют только в ее воображении.
— Что там было? — взволнованно спросила Мерле. — Что ты видела?
Она многое бы дала, чтобы в этот момент у Юнипы были бы обычные человеческие глаза, по которым можно читать. Иногда бывают вещи, о которых лучше не знать, но кое-что понять все-таки следует.
Однако глаза Юнипы, блестящие и твердые, ничего не выражали.
«Вдруг она сейчас заплачет?» — невольно подумалось Мерле, и эта мысль на мгновение вытеснила все остальные.
Но Юнипа не плакала. Только уголки рта подрагивали. Однако ей, как видно, было не до смеха.
Мерле пригнулась к ней, взяла у нее из рук зеркало, положила его на пол и нежно обняла подругу за плечи.
— Что там было?
Юнипа помолчала, а потом подняла на Мерле свои отливавшие металлом глаза.
— Там было темно.
«Я сама знаю», — чуть не выпалила Мерле, но тут ее осенило, что Юнипа говорит о какой-то другой темноте, не о той, которую обычно можно видеть в зеркале.
— Расскажи мне обо всем, — потребовала Мерле.
Юнипа покачала головой.
— Нет. Даже не проси.
— Что? — вырвалось у Мерле.
Юнипа отодвинулась от нее и встала с постели.
— Никогда не спрашивай меня о том, что я там видела, — глухо произнесла она. — Никогда.
— Но, Юнипа…
— Прошу тебя.
— Там не может быть ничего плохого! — вскричала Мерле, в ней боролись упрямство и отчаяние. — Я же дотрагивалась до руки. До руки, Юнипа!