Готен очень бережно и осторожно выпустил дочь из своих объятий:
— Кончено. Что бы это ни было, оно прошло.
Она вытерла льющиеся из глаз слезы и только тогда смогла рассмотреть его лицо. То, что увидела Деа, потрясло ее до глубины души: отец, казалось, состарился на много лет. Она спрашивала себя, откуда эта влага на его щеках: был ли то лед, растаявший так быстро, или он тоже плакал — о чужестранцах с севера, которые не задумываясь убили бы его, но сами умерли такой смертью, какую не заслужил никто на свете.
— Идем, — сказал он наконец с нежностью и еще раз прижал к себе дочь. — Нам надо идти.
— Куда? — спросила она голосом, который ей самой показался чужим — так он был слаб и безжизнен.
Готен посмотрел сквозь деревья на черный вал крепости…
— К Абакусу, — ответил он. — Спасать мир…
Снег у подножия крепостного вала походил на поле битвы. И тем не менее все указывало на то, что битвы не было. Не было никакого сопротивления.
Чудовище, вызванное заклинаниями Абакуса, исчезло. На том месте, где оно внезапно появилось, порожденное льдом и земными недрами, зиял глубокий кратер. В нем плескалось нечто, на первый взгляд казавшееся обыкновенной водой. Но только на первый взгляд: эта жидкость была куда плотнее воды и отливала серебром.
— Где… где это? — тихо спросила Деа, когда они с Готеном медленно брели по заснеженному полю прямо к воротам крепости.
Между зубцами крепостной стены никто не появлялся, но отец и дочь нисколько не сомневались в том, что Абакус уже знает об их прибытии.
Готен указал на переливающуюся слизь в кратере:
— Вот все, что осталось от чудовища. Оно было вызвано с одной-единственной целью, и оно свою задачу выполнило.
На снегу тут и там виднелись следы разыгравшейся трагедии. Деа сомневалась, что кому-нибудь из норманнов удалось спастись бегством.
— Что ожидает нас там, внутри? — спросила она, кивая на высокие ворота полуразрушенной крепости.
— Зло, — коротко ответил Готен. И ни слова больше.
Дойдя до крепких дубовых дверей, путники остановились. Двойные створки ворот были закрыты. Изнутри не доносилось ни звука.
Готен запрокинул голову и посмотрел вверх на зубцы крепостной стены.
— Абакус! — крикнул он изо всех сил.
Некоторое время все оставалось по-прежнему. Только эхо отозвалось из глубины долины, докатилось до горных склонов и, отраженное ими, рассыпалось многочисленными стонами и вздохами, похожими на жалобы беспокойных духов.
…Раздался пронзительный визг, но то был не голос, а скрип массивных входных дверей. С громким треском одна из створок широко распахнулась. Образовавшийся проем был темен и пуст.
Деа стиснула зубы и уже хотела войти, но Гоген удержал дочь, положив руку на ее плечо. Многозначительно покачав головой, он дал понять, что ей пока не следует заходить — и уж во всяком случае заходить первой.
— Абакус! — скорее взревел, чем закричал он снова, подняв голову к черным камням твердыни. — Это и есть то самое «добро пожаловать», которое ты мне обещал? — Немного помолчав, он продолжал: — Сначала ты вынуждаешь меня пробираться по трупам этих варваров, а потом я не слышу от тебя ни одного приветливого слова!
Темнота в дверном проеме неожиданно обрела форму, когда фигура в черном облачении выступила из ворот и остановилась в шаге от Деа и Готена.
Деа подумала, что Абакус выглядит старше, чем всего несколько дней назад. Показалось ей, или он и в самом деле шел, сильно наклонившись вперед? Действительно, в этот момент между складками его одеяния мелькнула трость, на которую он тяжело опирался левой рукой.
— Прости мне мою неприветливость, — обратился чародей к Готену. Его голос звучал хрипло. Я не мог спуститься сюда быстрее. Лестницы… мне нелегко с ними справляться.
— Ты неважно выглядишь, — непринужденно заметил Готен. И сердечно пожал протянутую Абакусом руку.
Деа не смогла подавить дрожь при виде этого дружеского приветствия. Каким бы больным и слабым ни представал сейчас Абакус, она никогда не забудет того, что он совершил и как совершил.
— День был очень трудным, — уклончиво ответил Абакус.
— Мы уж видели, как ты потрудился, — го ли с иронией, то ли с уважением сказал Готен.
— Действительно впечатляет, не правда ли? — И, не дожидаясь ответа, Абакус круто повернулся и пошел назад в крепость.
Готен коротко кивнул Деа и последовал за колдуном. Деа замыкала шествие. Ворота за ними затворились сами собой, как будто их закрыла чья-то невидимая рука.
Посмотрев по сторонам, девочка увидела, что они идут через большой широкий зал, потолок которого поддерживали мощные каменные колонны.
— Некоторые строения этой крепости сохранились еще со времен римлян, — объяснял Абакус на ходу. — То, что они когда-то делали из дерева, потом отстроили заново уже из камня. Но этот зал и еще несколько уголков крепости выглядят точно так же, как тысячу лет назад.
Деа не имела ни малейшего понятия о том, кто такие римляне, но видела, что Готен молча кивнул. Она должна непременно спросить его, о ком шла речь.
Абакус вывел их из зала и заснеженным внутренним двором повел в следующее здание. Пройдя немного гулкими коридорами, они вступили в зал, посреди которого стоял огромный потрескавшийся деревянный стол. За ним сидели шесть женщин в темных одеждах. Платья их были очень дорогими и необычными; Деа никогда не видела ничего подобного.
Испытующие взгляды женщин обратились сначала к Готену, а затем надолго задержались на Деа… «Колдовские глаза!» — пронеслось у нее в голове, и она, вдруг почувствовав озноб, спросила себя, не крадут ли эти женщины незаметно для нее самой ее волю.
Абакус занял место на высоком стуле во главе стола и выжидательно посмотрел на Готена.
— Я чувствую, как возвращаются мои силы, — сказал он и положил трость на стол перед собой. — Завтра утром я буду как новенький. Итак, Готен, я вижу, ты принял решение?
— Да.
— Значит ли это, что ты принимаешь мое предложение?
— Я хочу этого всей душой, — отвечал Готен, к ужасу Деа. Но она подозревала, что это было уловкой, неким тонким ходом в той игре, что затеял ее отец. — При одном условии.
Абакус высоко поднял бровь, и громкий ропот послышался среди ведьм…
— И что же это за условие? — осведомился магистр.
— Я хочу, чтобы моя дочь осталась со мной. Более того: я хочу, чтобы твои ведьмы обучили ее черному искусству и сделали подобной им. Ты знаешь, что у нее есть талант к этому.
Деа не верила своим ушам. Она — и ведьма?! Но он не мог требовать от нее этого! Этого — никогда!