— Но ты уедешь очень скоро…
Миша был прав — два месяца пролетели незаметно. Я была занята маминой свадьбой и нашими переменами в жизни, с Мишей мы общались мало. Когда он приходил, то молча сидел в кресле, и я быстро привыкла к этому, так что просто не замечала его, занимаясь своими делами. Мы еще несколько раз поцеловались, но больше не разговаривали, казалось, Миша смирился с моим отъездом. Комнаты быстро пустели — часть мебели мама продала, большинство книг были отправлены в наш новый дом, который я до сих пор не видела — дядя Сережа сфотографировал его в один из отъездов, но постоянно забывал отдать проявить пленку. У нас был только план дома на каких-то документах. Мама ткнула пальцем, где будет моя комната, но на этих схемах мало что было понятно. В квартире поселилось эхо, и на голом полу я под руководством тети Лены рисовала билеты свадебной лотереи, поздравительные плакаты, шутливые паспорта жениха и невесты. Старательно копируя с книжки замысловатый вензель, я сердилась, слушая вздохи Миши: ему было скучно и от нечего делать он барабанил пальцами по аквариуму.
— Чего ты вздыхаешь все время? — не выдержала я.
— Я не вздыхаю, — угрюмо сказал Миша.
— Ты пугаешь рыбок.
— Ну и фиг с ними.
— Шел бы погулял где-нибудь.
— Ты меня гонишь?
— В чем твоя проблема? — я отложила карандаш в сторону.
— Мне скучно. Ты рисуешь эту фигню, а я сижу, как приклеенный. Кому нужна такая любовь: мало того, что скучно, так еще и кончится все через пару недель, улетишь после маминой свадьбы в свою Анапу, а я останусь дурак дураком…
— Я тебя не держу, — тихо сказала я, надеясь, что за очками не видно, как на глаза наворачиваются слезы. — Ты прав, лучше нам расстаться сейчас.
— Я не могу.
— Может, кончилась любовь? Может, и не было ее вовсе? Подумаешь, поцеловались пару раз. Если хочешь, уходи.
— Я не могу!
— Я всего лишь подружка твоей младшей сестренки, ты всего лишь старший брат моей подружки, не было никакой любви.
Я отвернулась, потому что слезы спрятать было уже невозможно.
— Я не знаю, что мне думать. Наверное, тебе лучше уйти.
— Я не хочу уходить. Не хочу, чтобы ты уезжала. Не хочу сидеть весь день, как приклеенный, но ничего не могу с собой поделать. Погоди, ты что, плачешь?
— Миша, знаешь, это слишком больно. Я хочу, чтобы ты ушел, я хочу привыкнуть к мысли, что мы больше не увидимся.
— Но ты говорила раньше про каникулы, про письма, что мы закончим школу и встретимся…
— Может, я пожалею об этом, — я уже ревела, не скрываясь, — но сейчас мне будет легче, если мы с тобой поссоримся, чем ждать, когда закончим школу и встретимся.
— Марина, ты не права, — в дверях неожиданно появился дядя Сережа, — простите, ребята, что вмешиваюсь, но так нельзя!
— Не вмешивайтесь в мою жизнь! — крикнула я. — Я в вашу не лезу!
Я убежала в ванную и закрылась там. Немного погодя, я услышала, как хлопнула входная дверь — Миша ушел. Когда я вышла и снова принялась вычерчивать вензеля, дядя Сережа мне ничего не сказал, и я не стала извиняться. Я не чувствовала себя виноватой.
Нам с Таней сшили одинаковые вечерние платья с розовато-лиловыми воланами, и на свадьбе мы притворялись близняшками. У Лены с Кешей гостей было человек пятьдесят, а у мамы с дядей Сережей только я да сотрудники «Пряничного домика», и то они работали, а не веселились.
— У меня такое ощущение, что я тут в гостях, — тихо сказала мама.
— Ты здесь королева, — отвечал ей дядя Сережа.
— Все равно это наш день, правда?
— А давай убежим?
Таня и ее бабушка заверили их, что со мной все будет в порядке, и мама с дядей Сережей действительно сбежали, уехали на машине, а я осталась. В общем, так и должно было быть.
— Ты хочешь потанцевать? — вдруг спросила меня Таня.
— По-моему, мы уже много танцевали, — смеясь, ответила я.
— Ты не поняла, — загадочно сказала Таня.
— Ты со мной хочешь танцевать? — спросил меня кто-то из-за спины.
Я обернулась — это был Миша, в черной блестящей рубашке, очень строгий и подтянутый.
— Где ты был?
— Я все время был здесь, только ты меня не замечала.
— Неправда, — вмешалась Таня, — он все время от тебя прятался, нарочно сел рядом с толстым дядей Борей, идите уже, танцуйте, когда еще такая возможность представится.
Что это была за песня, я не знаю, я слышала ее впервые в жизни. Но это было неважно, главное, что Миша снова обнимал меня, и мне было трудно справиться со своими чувствами, я понимала, что мы в ссоре, что я сейчас снова заплачу, что все, наверное, на меня смотрят, но опять же это все было неважно, я прижалась щекой к его груди и сказала себе: «Запомни это навсегда»…
— Марина, — Миша немного отодвинулся, и я подняла голову. Он смотрел на меня очень серьезно и от него немного пахло вином.
— Ты что, выпил? — удивилась я.
— А что? Расскажешь моим родителям?
— Что с тобой?
— Нам надо поговорить.
— Миша, я не хочу больше разговаривать.
— Мы больше не будем разговаривать. Ты хотела свободы, хотела забыть — пожалуйста. Начинай новую жизнь. Море, пляж, все такое.
— Тогда о чем речь?
— О том, что я не смогу тебя забыть, я пробовал. Я не приду тебя провожать, но ты знай — если ты все-таки захочешь мне позвонить, я буду ждать, пусть даже пройдет лет десять. А теперь больше ничего не говори — давай просто потанцуем в первый и последний раз.
— Ты говоришь так возвышенно, потому что выпил, но я запомню, — сказала я и опять опустила голову ему на грудь. Жалко, музыка быстро закончилась. Миша выпустил меня и быстро пошел к двери. Я стояла, как потерянная, кусала губы и смотрела, как он от меня уходит. Но Миша вдруг повернулся, подбежал ко мне, быстро поцеловал в губы и на этот раз ушел совсем. Его последний поцелуй обжигал меня всякий раз, когда я об этом вспоминала.
Таня меня ни о чем не спросила, сказала только:
— У вас у обоих начнется новая жизнь. Все будет другое.
Мама долго уговаривала меня оставить аквариум:
— Рыбки не выдержат такого путешествия, оставь их бабе Наде, а в Анапе мы купим тебе новых.
— Я не могу с ними расстаться, их подарил мне папа.
— Марина, — вздыхала мама, — это же не те рыбки, что дарил тебе папа. Ты их все давным-давно поменяла, какая тебе разница, купим новые, такие же.
— Нет, я не могу их оставить, для меня это те же самые рыбки, что подарил мне папа.