– Идей пока ноль.
Воробьев хотел закурить, но тут же вспомнил о недавнем сердечном приступе и спрятал пачку обратно в карман. Пожевал губами, потер лоб, словно пытаясь стимулировать появление хоть каких-то соображений.
– Без кода и ключа сейф нельзя было вскрыть так чисто… Я поставил там защиту от перебора цифр.
– Какую защиту? – Никанор намеревался выяснить для себя все подробности.
– После трех попыток замок блокируется. Надо набирать уже две комбинации вместо одной: первую – для разблокировки… – Воробей все-таки не выдержал и закурил, забыв предложить сигарету напарнику. – Еще одна попытка перебора вслепую, сразу идет следующий уровень блокировки…
– Так и сам потом не откроешь, запутаешься.
– Сейф вскрыли быстро, сделали все как положено, – глядя в одну точку, мрачно констатировал Воробей.
"Сейчас, по горячим следам, он это не отрицает, – подумал Никанор. – А потом, когда доберемся до Алефа? Запросто заявит, что мы обнаружили сейф раскуроченным. Жаль, что нет с собой диктофона, записать бы его теперешние слова.
А может, не надо топить мужика? Может, выплывать нам легче вместе? Вместе, в два голоса подтвердить, что в сейфе просто прорезали дыру каким-то сверхмощным резаком? Тогда и доход надо делить на двоих – Телец ведь у него, у Воробья.
Доход неплохой. Но риск сумасшедший. Если Алеф пронюхает, а нюх у него почище, чем у ментовской собаки…"
Давно Никанор не решал таких головоломных задач, с такими крупными ставками. Он ненавидел Воробья с каждой секундой все острее. Едва сдерживал себя, хотелось забить этого ублюдка насмерть тяжелым газовым ключом из чемоданчика. Какие нужно иметь нервы, чтобы не податься в бега, узнав про его, Никанора, миссию. Отправиться на башню, разыграть там выпадение в осадок и заявить теперь: «Хочешь верь, хочешь не верь».
– Как ты собираешься отчитаться перед шефом?
– Скажу всю правду. Какие еще варианты?
Правда правде рознь – это Никанор давно усвоил. Как он теперь жалел, что не взял в поход на башню двух подручных. Конечно, пройти через контроль вчетвером было бы сложнее. Зато у него было бы два бесценных свидетеля.
«А может, поступить по-другому? – лихорадочно соображал Никанор. – Напугать Воробья до смерти, чтобы он подался в бега. Объяснить, что в Ницце его так или иначе сделают виноватым и ехать туда – все равно что своими руками затягивать на шее петлю. Пусть бы исчез, залег на дно и тем самым принял на себя вину. Только вот я попаду из огня да в полымя. В краже бычка шеф меня не обвинит, зато подвесит за яйца за то, что дал уйти Воробью. Прострелить себе ногу в доказательство схватки и преследования? Слабоватый аргумент. Шефу важен результат, а не почетные ранения. Кроме того, он твердо знает, что против меня Воробей никто. Мужику вот-вот шестьдесят стукнет, он толком оружия в руках не держал».
Нужно было придумать другую ситуацию, полностью для него, Никанора, безвыходную, – расклад, при котором самый крутой профессионал упустил бы Воробья. Ребята видели, как они отъехали от Останкино, – из этого надо и исходить.
– Ты понимаешь, кого шеф посчитает крайним?
После некоторой паузы Воробей кивнул. Глубоко затянувшись, он выпустил через ноздри облако сизого дыма.
– Ты понимаешь, с кем шеф захочет срочно увидеться?
Все повторилось: пауза, кивок, затяжка и облако дыма из ноздрей.
– Догадываешься о результате такой встречи?
Воробей бросил окурок на землю и раздавил его подошвой, не опуская глаз.
– Мне, конечно, трудно давать советы, – продолжал Никанор. – Но положение у тебя дерьмовое. Дерьмовей, по-моему, некуда.
– Скажу как есть, дальше пусть сам решает.
– Надеешься на старые заслуги?
Воробей неопределенно пожал плечами и что-то пробормотал.
– Говори яснее, – раздраженно потребовал напарник. – И так тошно, а тут еще вздохи твои…
– Бежать мне некуда.
– Не знаю. Тебе, конечно, виднее; Только ведь шкуру сдерут живьем. Характер у шефа, сам понимаешь, не в лучшую сторону изменился с тех пор, как его отсюда выжили.
– А ты бы как на моем месте поступил? – спросил Воробей без всякой видимой заинтересованности.
"Подловить хочет, – сообразил Никанор. – Сказать потом, что я уговаривал его бежать.
Хрен с маслом! Не получишь ты от меня такой козырь!"
– Сказал «не знаю»!
Вдруг Никанор схватился рукой за голову, словно ужаснулся новой неожиданной мысли. Потом покачнулся, в блике солнца что-то жидкое блеснуло на пальцах. Еще секунда – и посланец Алефа повалился на спину, раскинув в стороны руки и ноги. Он был мертв. Из аккуратного отверстия во лбу сочилась кровь.
Несколько секунд Воробей простоял в полной прострации, затем резко пригнулся. Это вряд ли имело смысл: если бы его хотели шлепнуть заодно с напарником, он бы уже валялся рядом с такой же аккуратной дыркой в голове.
Тем не менее распрямляться было страшно. Сидя на корточках, Воробей оглядывался по сторонам. Белые березовые стволы, зеленые листья, частью прозрачные от солнца, частью глянцевые. Игра тысяч бликов…
«Теперь тупик, – пронеслось в голове Воробья, – все случившееся до сих пор еще оставляло шанс оправдаться. Теперь, с гибелью Никанора, Алеф будет рассуждать однозначно. Он, Воробьев, выкрал Тельца. Он, Воробьев, попытался заморочить Никанору голову, изобразить дело так, будто кражу совершили люди со стороны. Он, Воробьев, застрелил Никанора, когда обман не удался. Теперь он в самом деле загнан в угол, выхода из которого нет».
Странным образом это прибавило ему сил. Неудача часто парализует человека. Полнейшая безнадега иногда заставляет его вскинуть голову, сжать зубы и кулаки. Он свободен, как никогда раньше.
Хотя бы потому, что худшее уже случилось.
– Где допуск, подписанный нашим директором? – поинтересовался Муму.
Опять женщина, причем далеко не спортивного вида. Чего стоит одна задница, туго обтянутая белыми штанами. Да к;, груди – каждая по пуду весом.
Ну как таким разрешают восхождение?
Вместо ответа клиентка протянула сложенный вдвое листок. «НА РАЗГОВОР» было написано там большими неаккуратными буквами. Быстро сложив листок, Дорогин сурово велел даме разминать суставы и слушать последний инструктаж перед выходом на поверхность. Охранник «Эвереста», не подозревающий никакого подвоха, мирно восседал, уперев ноги в стенку. Едва слышным фоном звучало ночное радио.
Дорогину не терпелось остаться с дамой наедине. Но торопить события он не стал. Помог ей надеть положенную сбрую, сам переставил крепления на ремнях под ее размер.