По его весу Ворчун понял, что он разряжен. И в миг этого осознания увидел, как в глазах старины Шака вспыхнул огонь. Фонарь прочитал это понимание на его лице.
– Ну-ка пристрели меня, – весело сказал старина Шак.
Теперь он снова приближался.
Целясь в Фонаря из бесполезного пистолета, Ворчун наклонился, чтобы поднять Натана. Одним могучим усилием он снова вскинул мальчика на плечо и почувствовал, как заныли царапины на лице, открываясь еще сильнее.
– Пристрели меня, – повторил Фонарь. – Или мне придется убить вас обоих.
Потом прорезанные в тыкве глаза расширились, и оба услышали тяжелую поступь приближающихся деревьев.
Ворчун улыбнулся.
Шакал Фонарь рассмеялся.
– Скажи честно, – спросил он. – Ты считаешь, что эти дряхлые стражи успеют добраться сюда вовремя, чтобы помочь тебе?
– Они не одни, – заметил гном.
На миг шакал Фонарь заколебался. Потом обернулся на шум надвигающихся стражей и увидел несущегося на него генерала Арахисовое Масло с занесенным мечом.
Когда старина Шак повернулся к нему спиной, Ворчун кинулся к реке Вверх.
Шакал Фонарь с рычанием набросился на Томаса. Арахисовое масло обнажило меч, словно ножны, когда он замахнулся им. Лапа Фонаря ободрала ему плечо, но Томас отсек ему другую. Хлынула кровь, и старина Шак с воем покатился по земле.
Он заскулил, пытаясь подняться на три лапы, потом встал на задние, решив передвигаться на двух ногах. Культю он прижимал к телу и угрожающе рычал, глядя на Томаса Огонек свечи в его тыквенной голове помаргивал.
– Тебе больше нет здесь места, – сказал ему Томас голосом, тягучим от арахисового масла, которое покрывало его горло изнутри.
Фыркнув от изумления, Фонарь поморщился, на его жутком лине появилась полуулыбка.
– Ты уничтожил Обманный лес для меня, – сказал он. – Ты насадил эти правила. Добро торжествует, а зло должно быть повержено. В жизни так не бывает. Только в сказках.
Свечка в тыквенном черепе снова моргнула и начала оплывать. Огонек побледнел в тени исполинской крепости.
Его глаза и рот плакали воском.
– Это все выдумка, Шак, – холодно произнес Томас – Моя. Твоя. Неважно. Существует лишь одно правило: все идет от души. Ты никогда этого не понимал.
С подбородка у него капал воск, и Фонарь пробормотал:
– Теперь ты Король леса.
– Нет, – сказал Томас, – этот титул принадлежит не мне.
С тяжелым сердцем Томас Рэнделл, генерал Арахисовое Масло, взмахнул мечом и рассек тыквенную голову старины Шака точно пополам, разрубив свечку на две части и погасив пламя.
Гнилая тыква распалась на две половинки, и обезглавленный шакалий труп мешком рухнул на землю.
Когда лесные стражи наконец-то нагнали его, Томас обернулся к ним спиной. Он смотрел на реку Вверх на том конце скалистого плато. Он заметил Ворчуна с Натаном на руках за миг до того, как гном бросился в бурлящую воду.
– Ворчун, подожди! – крикнул он.
Он бросился к реке, наискосок, пытаясь обогнать течение. На берегу он прибавил ходу. Снова и снова Томас выкрикивал имя сына. Наконец голова Ворчуна показалась над водой, и его глаза встретились с глазами Томаса.
Ворчун помахал рукой. А потом, все так же держа Натана в руках, гном исчез в водопаде. Томас как вкопанный остановился у обрыва и заглянул через край туда, где вода неслась вниз, в Туманное ничто.
У них все будет хорошо, он знал это. За этим туманом та часть Натана, которая была заперта здесь, в Обманном лесу, отыщет дорогу домой. Просто Томас хотел попрощаться.
Он смотрел вниз, в туман, и плакал.
Эмили безмолвно плакала, гладя Натана по голове. Его отец только что умер – санитары увезли его тело на каталке, – а Натан даже не знал об этом. Не мог знать.
В сердце у нее что-то занемело, там, где зарождалось горе, ведь она всегда любила Томаса, что бы ни произошло между ними.
Но горе подождет. Его затмевал страх, как бы то, что произошло с Томасом, не отняло у нее и Натана. У ее бывшего мужа случился обширный инфаркт, и доктора только разводили руками. На ровном месте. Никаких причин.
И она сидела, гладила головку сына и его милое личико и шептала ему, что он должен вернуться к ней.
И он услышал.
Натан Рэнделл забормотал что-то себе под нос. Его руки медленно поднялись к глазам, оторвали пластырь, которым их заклеили, чтобы не открывались.
– Боже правый, Натан! – вскрикнула Эмили, достаточно громко, чтобы услышала медсестра на посту в коридоре.
Ее малыш открыл свои голубые, как у Пола Ньюмена, глаза и посмотрел на нее серьезно и озабоченно.
– Мамочка, почему ты плачешь? – простодушно спросил Натан.
Эмили была не в силах ответить. Она могла лишь сжимать его в объятиях, раскачиваясь взад и вперед, и шепотом возносить бесчисленные благодарения тому, кто ответил на ее молитвы.
Однажды утром, несколько недель спустя после похорон Томаса Рэнделла, Натан проснулся очень радостный. Это был тот самый день, в который его матери предстояло подписать контракт на экранизацию «Приключений в Обманном лесу». Но Натану не было еще шести, и он не знал об этом. Это был, можно сказать, счастливый день для его семьи, исполненный радости и горечи одновременно. Но и об этом он тоже не знал.
Но все равно он улыбался до ушей, когда пришлепал на кухню в своей пижаме с Бэтменом и обнял маму так сильно, как только мог. Он еще не окреп до конца, но Эмили улыбнулась горячности этого объятия.
– Как дела, дружище? – спросила она Натана. – Как тебе спалось?
– Отлично, – ответил Натан, усаживаясь на свое место в ожидании, когда Эмили насыплет ему в тарелку кукурузных колечек.
Потом он сказал:
– Мне снился папа.
Эмили захлопала глазами. Сердце начало леденеть. Она положила руку Натану на затылок и присела рядом с ним.
– Ты скучаешь по нему, да, малыш? – спросила она, – Это ничего. Мама тоже по нему скучает. Но он будет приглядывать за нами. Я знаю, что будет.
– Ну конечно будет, – радостно подтвердил он с полным ртом размякших от молока колечек. – Он сам сказал, что будет.
Рука Эмили, медленно гладившая Натана по голове, замерла.
– А что еще он сказал? – спросила она.
– Он сказал, я смогу видеть его во сне, когда только захочу. И я смогу приходить в Обманный лес и помогать папе сделать его лучше, – весело ответил Натан. – А еще он сказал, может быть, когда я подрасту, а он станет сильнее, он придет навестить нас, если сможет.