Таврин научился читать мысли босса, тем более что у Феоктистова они текли в одном направлении. Не зря он заговорил об Амуре.
– Ну, как она – хороша?
– Хороша, Игорь Владимирович.
Таврин знал толк в женщинах. Он был женат, но изредка позволял себе связи на стороне.
– Ты гляди у меня! – погрозил пальцем толстяк. – И думать не смей! В порошок сотру… Видишь болота в низовье? Туда если труп бросить, нипочем не найдут.
Таврин напрягся. Молодой охранник вздрогнул, по его накачанному телу побежали мурашки. Он старательно разглядывал кору на ближайшей березе, жалея, что не отошел подальше.
– Она опасная женщина, Игорь Владимирович, – прошептал Таврин, наклоняясь к боссу. – Может быть, не стоит…
– Ты кто такой, чтобы меня учить? Твое дело – мои приказы выполнять! Стоит, не стоит… Что вы понимаете, сопляки? Все в жизни чего-то да стоит, только мало кто истинную цену знает. А еще меньше способных заплатить…
Матвей натопил баню. В парной висел горячий травяной туман. Здесь все было деревянное, душистое: стены, пол, полоток, настилы, бочка с водой, бадейка, ковш для обливания – и он в очередной раз порадовался, как хорошо тут все устроил.
– Ну, все, иди… – выпроваживала его Астра. – Я сама буду мыться.
– Не угоришь?
– Постараюсь.
– А веничком кто по тебе пройдется?
Взгляд Матвея остановился на сумке, которую она захватила с собой в предбанник, и его брови поползли вверх.
– Ты что, взяла с собой зеркало?
– Да, взяла. Для гадания. Оказывается, гадать надо ночью, в бане, нагишом. Мне Катя рассказала.
Катя – двоюродная сестра Астры по линии матери – недавно приезжала из Богучан в Москву: погостить, повидаться с родственниками. Матвея ей представили как будущего зятя Ельцовых.
– Мужчинам можно присутствовать? – на всякий случай спросил он, уже предвидя отрицательный ответ.
– Ни в коем разе! Давай выходи отсюда. Мне нужно приготовиться.
– Девушки хотят суженого в зеркале увидеть. А тебе зачем гадать? Я твой суженый!
– С чего ты взял? Мы просто играем… в жениха и невесту.
Она бывала невыносима. Матвей старался не выказывать разочарования.
– Ты уйдешь или нет?
Он нехотя удалился. Оставшись одна, Астра отчего-то погрустнела, вздохнула. Что ей хочется узнать с помощью гадания?
Сняв с себя всю одежду, она достала зеркало и установила его на деревянной столешнице. Зажгла две свечи по бокам, села напротив… Золотистая венецианская амальгама слепила, отражая язычки пламени. У Астры перед глазами поплыли радужные круги… Может быть, от горячего влажного воздуха ей стало нехорошо. «Не надо было отпускать Матвея… – запоздало пожалела она. – Грохнусь в обморок ненароком и точно угорю».
Старинная бронзовая рама в завитушках делала зеркало похожим на картину в багете – только вместо изображения клубился какой-то туман.
– Это пар… – прошептала Астра.
Ее бросило в жар, а в раме действительно появилась картина – смутная, размытая. Дама в напудренном парике, в пышном платье с кружевами и оборками, улыбаясь, слушала любезности Арлекина. На ней была темная маска, Арлекин свою держал в руке. Он склонился к даме и говорил ей на ушко что-то приятное или смешное… Чуть в отдалении под сенью деревьев кружились в танце пары, в ночном небе рассыпался огнями фейерверк…
– Я знал, что тебе станет дурно с непривычки, – проговорил Арлекин и брызнул ей в лицо холодной водой. – Вижу, что зря послушался и ушел. Тебе совсем плохо.
Конечно, никакой дамы и Арлекина в помине не было. Астра сидела на лавке в чем мама родила, а в зеркале отражались две свечи. Матвей деликатно набросил на нее полотенце и протянул кружку с квасом.
– Пей… полегчает.
– Я видела красавицу и Арлекина.
– Вспомнился Новый год? У меня тоже еще свежи в памяти Алина-Коломбина и Степа-Арлекин [5] . Колоритная парочка.
– Это не то… – вяло возразила Астра.
Матвей имел в виду супругов Бутылкиных, с которыми они познакомились на недавней вечеринке в доме Борецкого. Бутылкины нарядились в костюмы итальянской комедии масок, но вели себя как русские муж и жена: он стрелял глазами по молоденьким девушкам, она ревновала и одергивала его.
– Степан и Алина поехали в Венецию. На карнавал.
– Не пропадать же костюмам? – съязвил Матвей. – Небось кучу денег угрохали!
– Дама и Арлекин… – пробормотала Астра. – Есть такая картина? Или я что-то путаю?
После дела о «загадках Сфинкса» у нее пробудился интерес к живописи – она бродила по музеям, покупала иллюстрированные альбомы.
– Искусство – особый мир, – говорила она. – Раньше я его почти не замечала. Он существует параллельно с нашим.
Матвей, который разбирался в искусстве на уровне интеллектуального минимума, необходимого для того, чтобы слыть образованным человеком, с удивлением обнаружил – картины и скульптуры перестали навевать на него скуку, наоборот, он как будто возвращался к забытому увлечению.
Однажды, любуясь вместе с Астрой пейзажами Шишкина в Третьяковке, он вдруг заявил:
– Петру I нравились картины фламандской школы – приморские места и гавани с парусными судами. Именно он завел в России обычай собирать картины и украшать дворцы и парки статуями. Подражая царю, так начали поступать и вельможи.
– Откуда ты знаешь?
– Просто знаю…
В нем опять заговорил Брюс– тот был отлично осведомлен о вкусах государя-реформатора.
– Венеция нынче – туристическая Мекка, – сказала Астра, возвращаясь к разговору о Бутылкиных. – Каждый уважающий себя эстет считает своим долгом побывать там.
– Кто из них эстет, по-твоему? – усмехнулся Матвей. – Алина или Степан? И вообще, мы париться собрались! Кому Венеция, а кому – камышинская банька!
Не слушая громких протестов, он, хохоча, подхватил ее на руки и понес в парную, в жаркий аромат раскаленных камней, дерева и распаренных листьев березы. Астра брыкалась, но Матвей не отпускал ее:
– Без меня ты выйдешь отсюда немытая!
– А царь Петр тоже в бане парился?
– Еще как парился! И царица с придворными дамами парились, как простые сенные девки…
– Врешь!
Астра хихикала и уворачивалась от горячего веника, пока не разомлела от душистого пара, от близости мужчины, его прикосновений, приглушенного голоса, скрытого желания…