Сюда под покровом темноты принесла она краски, кисти – дар молодого иконописца, расписывающего собор сценами из Святого Писания, – дабы запечатлеть являвшегося ей Ангела. Лучезарный образ как будто сам лег на свод стены, засиял нестерпимо, так, что Филофея зажмурилась и сомлела.
Ее житие, отягченное содеянным грехом, ибо наносить какие-либо изображения на стены кельи строжайше воспрещалось, превратилось в ежедневную, еженощную пытку. Один вопрос жег ее, раскаленным жалом терзал душу. Можно ли возлюбить Ангела плотскою любовью? Но никому не смела несчастная задать его.
Игуменья заметила неладное, подошла в трапезной, ласково спросила:
– Что тебя сушит, сестрица? Почему лицо твое белее полотна, а в глазах тоска? Исповедуйся… Любовь Господа простирается на чад его и укрепляет в испытаниях.
Филофея смолчала. Губы ее деревенели, язык не поворачивался признаться, какие чувства охватывают ее при виде Ангела. Такого ее уста вымолвить не могли. Молодая инокиня чахла, томилась сердечной мукой, пока тяжелая болезнь не сразила ее.
Тогда вошли в ее келью и увидели пресветлого Ангела, сияющего ярче солнца. Игуменья приказала сестрам замазать изображение мелом и никому о том не проговориться. Грозилась наложить тяжелую епитимью.
Монахини исполнили повеление, но наутро Ангел снова проступил сквозь слой побелки и засиял пуще прежнего. Сколько его ни замазывали, все оказалось бесполезно. Разрушать стену игуменья не решилась и только запретила Филофее покидать свою келью, а другим сестрам нарушать ее уединение.
Все эти картины пронеслись перед молодой послушницей как наяву. Девушка повернулась к Василисе, как бы пытаясь удостоверится, что она не спит и не видит чудесный сон.
– Ну что с тобой? – спросила та. – То бледнеешь, то краснеешь, как маков цвет.
– Расскажи мне о монахине Филофее! – пристала к ней девушка. – Раз я взяла ее имя, значит, нас что-то связывает.
– Да ты в уме ли? Подумаешь, имя! Многие сестры принимают одинаковые имена при поступлении в иночество. В каждой женской обители можно встретить Елену или Агафью. А нас никто не постригал, мы самовольно дали обет служения Господу нашему, – истово перекрестилась Василиса. – И ты послушание возложила на себя сама, и мирское имя поменяла на духовное. При чем тут Филофея, которая давно вознеслась на небеса?
– Что ты про нее знаешь?
Василиса сжала губы и осталась непреклонной.
– Читай Псалтырь, – сказала. – Житие святых изучай. Там найдешь ответы на все вопросы.
С того памятного момента не было дня, чтобы послушница не уносилась мыслями в заброшенный посреди болот монастырь, в келью с остатками каменного свода. Все казался ей на той стене Ангел в золотых одеждах, с легкими, как солнечный дым, кудрями, с ясным лицом и белоснежными крыльями за спиной. Все тянуло ее туда, где инокиня Филофея дареной кистью и запретными красками рисовала лик посланника Божия…
Зачем он к ней являлся? Какую весть приносил?
Украдкой ходить в Дамианову пустынь не получалось. В Камке, где только четверо жителей, – все на виду. У Авксентия был особо зоркий глаз, несмотря на плохое зрение. Он сердцем чуял, что вокруг происходит.
– Куда ты пропадаешь? – спросил как-то у молодой помощницы. – Чай, в пустынную обитель бегаешь? Не боязно одной-то? А ну как в болоте утопнешь?
– Я дорогу хорошо знаю. Не утону!
– Что тебя влечет туда?
– В храме помолиться хочу…
– Господь вездесущ, – мягко произнес старец. – Вся земля – его храм.
Новоявленная Филофея устыдилась. Негоже обманывать преподобного! Молилась она в храме – это так. Но на самом деле ее влекло к Ангелу на стене кельи. Пришлось признаться.
– Что ж, показался он тебе? – прищурился старец. – Не каждый его видит.
– Я видела! – горячо выдохнула девушка. – Видела! Золотой весь, с крыльями. Светится едва заметно… сквозь черную сырость, сквозь потеки.
Авксентий молча жевал губами. Размышлял. Как отвадить девицу от пагубы? Пропадет ведь, как та юная монашенка.
– Плохой конец был у Филофеи, – наконец вымолвил он. – Страшный! Сказывают, утопла она.
– Как… утопла?
– Умом тронулась. Все ждала Ангела… слышала его зов. Как ей удалось сбежать из кельи, точно неизвестно. Хватились сестры утром, а ее, горемычной, и след простыл. Искать стали. За сук поваленного дерева клочок рясы зацепился, оторвался… как раз близ топкого места. Тот год дождливый выдался, всюду вода стояла, болота сделались непроходимыми. Только безумный мог пуститься в дорогу через топи, не дожидаясь зимы. Сколько ни звали беглянку, она не откликнулась. Кроме обрывка рясы, монахини ничего не обнаружили. Молились сначала за спасение «блаженной Филофеи», а потом уж, когда поняли, что не вернется она, за упокой ее души. Келью ту перекрасили, и постепенно страсти улеглись, ужасное событие стало забываться…
Улицы провинциального городка утопали в садах. Расцветала сирень. В озерах отражалось синее небо, белые храмы.
– Останови у монастыря, – попросила Астра.
Она залюбовалась строением, которому почти восемь веков, – скупые, суровые формы, мощные стены, узкие окошки, тяжеловесная колокольня. Монастырский собор идеально вписывался в пейзаж – древние зодчие чувствовали гармонию пространства и не нарушали ее.
– Сходим в музей? – предложил Карелин.
– Потом. Сначала найдем Неверова.
– Куда ехать? В санаторий, в гостиницу? А если этот господин снял комнату или дом?
– У него машина, внедорожник. Где-то же он ее оставляет?
– Джип не иголка, – согласился Матвей. – Пожалуй, начнем с санатория.
Он свернул не в ту сторону. Пришлось спрашивать дорогу у двух симпатичных девушек, жующих резинку. Они подкрепляли объяснения выразительными жестами.
– Туда езжайте, потом налево…
В теплом воздухе запах цветущих деревьев смешивался с запахом соли.
– Соленое озеро, – сказала Астра, потягивая носом. – Здесь отдыхали знаменитости, между прочим.
В санатории женщина-регистратор отрицательно покачала головой.
– Нет, господин Неверов у нас не проживает. И не проживал.
– Это мой друг. Мы договорились встретиться, – вступил в разговор Матвей. – Я специально приехал из Москвы.
– Извините, ничем помочь не могу. Спросите в гостинице, может, он там остановился. Многие вообще предпочитают частный сектор.
– Как же нам быть? – огорчилась Астра.
«Я тебе говорил?» – выразительно посмотрел на нее Карелин.
– Ладно, пошли. Теряем время.
В гостинице их ожидал тот же ответ: «Господин Неверов у нас не проживает».