– Этот человек первым нашел мертвое тело вашего отца, и по прошествии десяти лет его убили. Неверов зачем-то приходил к вам…
– Ясно зачем! Выведать что-нибудь про клинок. Я его и направил на болотное озеро. Пусть еще один любитель приключений обломается. По лесу да трясине не больно на джипе разъездишься! Кто бы ты ни был, своими ножками шагать придется, в рыбацких сапогах, в накомарнике. Посмотреть бы, как этот хлыщ по болотным топям к кладу пробирается! Вот потеха!
Он неестественно засмеялся, при этом глаза его сохраняли настороженное выражение. Словно он постоянно был начеку.
– Вы говорили Леде о Неверове? – спросила Астра.
– Упоминал вскользь. Я его настоящую фамилию только от вас узнал. Мне он представился историком Воробьевым. Книжку показывал – якобы свою – про усадьбу Алтуфьево. Тонкая такая, в глянцевой обложке.
Астра сразу вспомнила книгу, обнаруженную в машине, которая стояла во дворе у Шемякиных. На обложке – фотография господского дома, внизу надпись: «Алтуфьево», а вверху фамилия автора – В.И. Воробьев.
Может, Влад никакой не Неверов, а Воробьев? Историк, а не менеджер? Тогда понятно, почему Куприянов к нему придирался. Нет, слишком сложно. Как же его мать? Как же Леда? Они уверяют, что Влад окончил Кембридж. Ну и что? Разве в Кембридже нет исторического факультета?
Эти мысли вихрем закружились в голове Астры. Она взглянула на Матвея – тот тоже казался сбитым с толку.
– Честно говоря, я ему почти поверил, – продолжал Валериан. – Подумал: если историк писал про усадьбу Алтуфьево, то непременно интересовался его владельцами, работал с архивами, где ему могли попасться упоминания о кинжале. Ну и подсел на этот крючок. Его тачка путала все карты. На зарплату историка внедорожник не купишь.
– У вас есть компьютер?
Вопрос Матвея оказался для молодого человека неожиданным.
– Д-да…
– А Интернет?
– У меня безлимитный, а что?
– Включайте.
Квартира Лианозовых состояла из трех комнат: гостиной, где, по-видимому, обитала Зинаида Романовна, воссозданного кабинета покойного профессора, превращенного в домашний музей, и комнаты Валериана. Туда он и предложил перейти гостям. Ему стало любопытно, зачем тем вдруг понадобился Интернет!
– Вы позволите?
Матвей сел и защелкал клавишами. Сын профессора стоял у него за спиной, не отрывая взгляда от монитора. Поисковик, кроме прочих данных, выдал то же самое объявление, которое распечатал Влад.
– «Состоятельный коллекционер желает приобрести так называемый Кинжал Зигфрида»… – вслух прочитал Лианозов. – Я это видел! Он предлагает сумму «в пределах двадцати миллионов евро». Между прочим, клинок, если он реально существует, стоит гораздо дороже.
– Вы правы, – согласился Матвей. – Тут у любого кровь ударит в голову. Думаете, реликвия у Куприяновых?
– Не исключено. Покойный глава семейства не имел недостатка ни в средствах, ни в связях. Задавшись целью, он обычно ее достигал. А теперь родственники с ног сбились в поисках клинка. Господин Куприянов от души веселится на том свете.
– Вы собираетесь шантажировать Леду?
От слов Астры Валериан вздрогнул, оглянулся на дверь, покрываясь красными пятнами.
– Тсс-сс! Тише! Вы что? Мама не должна ничего знать, она одна у меня осталась. Хотите ее угробить?
– По-моему, вы как раз этого добиваетесь, – сухо произнес Матвей. – С Куприяновыми шутки плохи.
– Да, да! Черт… Лучше не связываться с ними! – выпалил сын профессора. – Я… У меня были планы. Но я от них отказался. У Леды глаза как у бешеной кошки. Она, пожалуй, набросится и загрызет. Хорошо, что я сначала решил познакомиться с ней, а потом уже…
Он осекся.
– Что «потом уже»?
– Неважно…
Лианозов теперь казался напуганным. Эти двое с подозрительными расспросами вызывали у него безотчетную тревогу. Убитый егерь не шел из головы. Закрытый гроб с телом отца встал перед глазами. Профессор тоже пытался добраться до кинжала, и чем это закончилось?
– Ладно… – пробормотал он, понижая голос. – Но учтите, я буду все отрицать! Если вы вздумаете сослаться на меня. Я вам скажу… одну вещь…
Ему ужасно хотелось насолить Леде – высокомерной, богатой сучке, которая смотрела на него с брезгливым презрением, как будто он какой-нибудь жалкий червяк. С шантажом, пожалуй, ничего не выйдет. Слишком опасно. Зато эти двое узнают кое-что про семейку Куприяновых, которая…
– У Леды есть сестра! – задыхаясь от всколыхнувшейся обиды, заявил он. – Чокнутая!
– Погодите… у Куприяновых две дочери? – опешила Астра.
– Были. Пока одна не сбежала…
Ангел манил ее к себе, звал, обещая вечность в райских садах, небесную любовь и невиданные наслаждения…
Человек пытался достучаться до ее сознания, что-то говорил, обнимал ее, целовал…
Два образа менялись местами, разъединялись, сливались в один. Это фантастически прекрасное существо то излучало золотое сияние, то обретало плоть…
– Кто ты? – не разжимая губ, спрашивала Таисия.
Здесь, куда она перенеслась, все воспринималось по-другому. Она тоже стала другой – юной, нежной и безрассудной. На ней под черной рясой была простая грубая рубашка, чьи-то руки раздевали ее, ласкали…
– Нельзя… нельзя… – шептала Филофея.
В миру ее звали Катериной… «Сколько у меня имен! – думала она. – Сколько обличий!»
Ее постригли насильно, а значит, ее обет не имеет силы. Бог не принимает таких обетов. Его не обманешь.
Монастырская келья… запах разведенных водой красок… Ангел, глядящий на нее с белой стены… запах болотной тины, черная жижа, раздирающая легкие… старец, который протягивает к ней иссушенные постом руки… звон колодезной цепи… венчание… первая брачная ночь…
– Люблю тебя… люблю… – шепчут мужские губы.
Она не знала такой истомы, такого мучительного и сладкого забытья, такого жара и страсти… когда отдаешь себя всю, без остатка…
Она познала вкус запретного плода – он оказался горьким и соленым, как слезы, как кровь…
Эта рана в ее сердце никогда не заживала. Она изменила самой себе… или Ангелу… или незримому возлюбленному… Мужские руки не должны прикасаться к ее обнаженному телу, к ее девичьей груди, иначе…
Мысли путались. Волна блаженного томления подняла ее и понесла в океан, где каждая капля была и слезой, и кровью, и миррой…
Стон вырвался из ее губ и пробудил от смутного сна, полного боли и восторга. Она опять поддалась искушению, не устояла… и за то будет наказана. Грех… грех!