— С должным уважением, сэр, — ответил он, — мы обсуждали это на протяжении всего дня. Повторяю, Ис — это суверенная нация. Его закон требует, чтобы король руководил старинными обрядами. Там, в вашей церкви, есть способный священник; я покровительствую ему и его общине; большего я сделать не могу, пока остаюсь королем.
— Вам могут это припомнить, префект.
— Сэр, я знаю. Вы можете меня арестовать. Но снова вам говорю, что тогда? Ис оскорбится. Он выйдет из договора о сотрудничестве, которое, осмелюсь сказать, было бесценным для Рима. Что касается нового короля, то Ис будет действовать так же, как в прошлом, когда терял его не по обряду. Он найдет нового человека, чтобы охранять Лес: купленного раба, бандита-добровольца, ищущего убежище вне закона империи, не важно. Какая-разница, что он будет проводником идей Совета, ведь я не стану вмешиваться и у меня не будет оснований хранить верность Риму. Дадите ли вы Ису отступить в изоляцию, или придете и опустошите его, вы потеряете защиту Арморики.
Квинт Домиций Бакка, уполномоченный, произнес скользящие коварные слова:
— А ведь каким вы оказались предприимчивым, Грациллоний? Потворствуете торговле с варварами в Ибернии. Я трижды писал вам, объясняя, как приток золота расстраивает имперскую политику, побуждая людей не пользоваться денежным обращением, установленным августом, обходить нормальные коммерческие каналы, уклоняться от налогов, попирать правила и с возрастающей частотой стараться избегать тех жизненных установок, к которым призывал Господь. Но вы не пресекли подобную деятельность.
— Сэр, вы получали мои донесения, — ответил Грациллоний. — В отношении контрабанды я сделал все, что мог, но я по-прежнему считаю, что важнейшая работа ваших морских патрулей состоит в том, чтобы защищать от пиратства и поддерживать моряков в нужде. А не в том, чтобы задерживать купеческие суда. Между тем, путешествуя, я видел, как процветают соседние народы — Арморикскис племена, — насколько их становится год за годом все больше. Люди здоровы, сыты, хорошо одеты и под кровом…
— Тихо! — вмешался Глабрио. — Мы знаем о вашей деятельности в западной части полуострова, намного превышающей данные вам наказы. Какие цели вы преследуете?
Грациллоний окаменел. В нем разгоралась злость, выжигающая усталость. Тем не менее он тщательно подбирал слова.
— Сэр, я пояснял снова и снова, и не сегодня, а в письмах и во время посещений вашему предшественнику. Не могу понять, почему вы настаиваете. Что же, я знал, о чем вы станете спрашивать, и пришел, готовый ответить. — Апулей Верой предостерег его четыре года назад, и неоднократно впоследствии; он спрашивал самого себя и обдумал свои открытия. — Я сделал это в первый же час нашей беседы. Зачем вы заново меня протаскиваете через объяснения очевидного — я потерял счет тому, сколько раз, какими способами — без малейшего отдыха, не притронувшись к принесенным для вас закускам? Вы хотите меня измотать? Сэр, вы напрасно теряете время. Однажды меня допрашивали под пытками, и это тоже было пустой тратой времени, по той же самой причине. Просто мне нечего больше сказать.
Глабрио вспыхнул.
— Ты дерзишь?
— Нет, сэр. Я правдив, каким и должен быть солдат. Я являюсь еще центурионом Второго легиона.
— А-а-а, — промычал Бакка. На его губах играла едва заметная улыбка. — Верно замечено. К тому же ты не грубоватый ветеран, которого из себя строишь. Но это мы уже знаем, не так ли?
Внутренне Грациллоний успокоился. Они благосклонно восприняли, эти двое, его напоминание о том, что их авторитет касался гражданских дел. Его позиция в Исе всегда была направленной, сомнительной, особенно после падения назначившего его Максима. Должность охватывала и военные, и дипломатические функции. Чтобы его отстранить, необходимо было бы официальное мнение или но крайней мере согласие правителя и, вполне может быть, людей, стоящих выше по званию, возможно Стилихона. Неужели эти персонажи действительно думали, что могут принудить его к чему-либо?
— В твоем недовольстве тоже есть определенная справедливость, — продолжал Бакка. — Мы могли быть невнимательны. Губернатор, может, отпустим этого человека по особому случаю? Мне нужно поговорить с вами наедине о некоторых других вещах.
Глабрио, прежде чем ответить, сделал вид, что раздумывает:
— Замечательно. Можете идти, Грациллоний. Будьте готовы к дальнейшим беседам завтра; если я решу, что это необходимо. Прощайте.
Грациллоний отдал честь.
— Спасибо, сэр. Прощайте. — Он повернулся и промаршировал на улицу, уверенный, что победил сегодня — во всяком случае, на данный момент — и скоро отправится домой. Префект слишком устал, чтобы радоваться.
Когда за ним закрылась дверь, Глабрио повернулся к Бакка и задал вопрос:
— Ну, и что же ты хочешь обсудить?
— Я сказал, что наедине, — ответил поверенный и отослал секретаря. После чего склонил свои заостренные черты к начальнику и продолжил: — Этот парень говорил правду. Я наводил справки фактически с того дня, как мы вступили в должность. Единственная причина, по которой его надо было вызвать, это прикинуть его величину. Она внушительная.
— Согласен, — нахмурил брови Глабрио, — не думаю, что это хорошо.
— Я тоже. Что в конечном счете может случиться с нашими карьерами, с нами самими, в том случае если Ис останется независимым, со своим влиянием, растущим с каждым прошедшим годом? Теперь это во многом работа Грациллония. Я уверен, что у него нет желания становиться вторым Максимом. Он просто сделал Ис — чужой, языческий Ис — необходимым для обороны и процветания империи. Если Рим его разрушит, то отрежет целый бастион, который для него сам и выстроил. А пока деятельность и само существование Иса разрушает империю. — Бакка рассмеялся. — Прости мне смешанную метафору, но это и впрямь Гордиев узел.
— Первый Гордиев узел Александр разрубил.
— Ты думаешь о том, чтобы убрать Грациллония? Держу пари на множество солидов, что любая подобная попытка потерпит неудачу. Его эскорт, старые римские легионеры и молодые исанские моряки, они хорошо следят за своим королем. Удачная будет попытка или нет, но они выяснят, для чего она предпринималась. В сущности, я боюсь, что даже случайная его смерть вызовет предположения, что мы поручили это сделать. Нет, друг мой, нам лучше особенно позаботиться о том, чтобы Грациллоний вернулся цел и невредим.
Глабрио поерзал на стуле своим широким основанием.
— Я тебя знаю, — прорычал он, — ты что-то задумал. Не будь нерешительным, как обычно. Я голоден.
— Ну, тогда, — сказал немного чопорно Бакка, — у меня есть агенты, которые следят за тем, что происходит, а за самыми интересными нитями я слежу сам.
Недавно из Иса приехал оппозиционер, который ведал довольно большими делами, пока Грациллоний его не сместил. Мы разговаривали пару раз, я и он. Сегодня я приказал, чтобы он пришел к базилике и ждал нашего вызова. Послать за ним раба?