– Ты не Иисус? – это спросил мальчик. – Я знаю, что в городе Бог – Иисус. Он добрый.
– Я не Иисус, – сказал Грациллоний. – Но я обещаю, что Иисус присмотрит за вами.
Девочка, вцепившись в его руку, молча смотрела на него. Он был взрослый, он не бил их, и он был из города, где есть добрый Бог Иисус.
Что он мог сделать? Грациллоний поцеловал ее тонкие пальчики, высвободился и пошел к выходу.
– Спокойной ночи. Спите. Постарайтесь уснуть.
Он вышел на улицу, прикрыл ворота и прислушался. Дети снова зарыдали.
– Видать, рабы. Новенькие, – попытался завязать разговор сопровождающий. Его эта сцена, казалось, позабавила.
– Вижу, – отрезал Грациллоний.
Он быстро зашагал к дому, взбежал по ступенькам и забарабанил в дверь кулаками.
Открыл румяный мужчина с зажженной свечой в руке, хозяин.
– Что вам угодно? – спросил он. Грациллоний был в гражданской одежде. – Уже поздно. Ужина нет.
– Во-первых, это меня не интересует, – отрывисто сказал Грациллоний. – Во-вторых, я центурион Второго легиона Августа, нахожусь в поездке по имперскому делу. И еще: почему у вас дети заперты в конюшне?
– А… – Хозяин на мгновение замешкался, потом ткнул пальцем себе за спину. – Он там, за столом. У него и узнаете. Входите, офицер.
Документов хозяин не спросил – легионер с фонарем, выглядывавший из-за плеча Грациллония, подтверждал его слова лучше всяких бумаг.
Отпуская провожатого, Грациллоний поблагодарил его – он давно взял себе за правило быть вежливым с подчиненными и независимым с вышестоящими. Хозяин провел его в большую комнату, скудно освещенную несколькими сальными свечами. Свечи потрескивали и коптили, распространяя по дому запах прогорклого жира. Запах бедности. Убожества и бедности, в которую впала Римская империя. Вокруг стола сидело четверо мужчин.
– Мир входящему! – воскликнул дородный, богато одетый мужчина, махнув рукой с унизанными перстнями пальцами. – Присоединяйтесь!
Держался он развязно и был в этой компании, похоже, за главного. Остальные держались скромнее и были одеты проще: в галльские туники и короткие штаны. На головах у всех были ночные колпаки.
Грациллоний ничего не ответил. Он указал в гостевой книге имя, звание и цель визита. Хозяин зажег еще две свечи, вручил одну Грациллонию и повел его наверх.
– В этот год у меня прямо прилив постояльцев, – хвастался он по дороге. – Так вы, говорите, из Второго легиона Августа? Это не тот, который в Британии? Понимаю, понимаю… Нелегкие для всех нас времена… Ну, я-то умею держать язык за зубами. Ваша комната, офицер. Располагайтесь, а я пойду старуху разбужу. Надеюсь, вы не слишком привередливы, офицер? Особенного ничего не ждите, а вот котелок доброго чечевичного супа – это я вам обещаю.
Словоохотливый хозяин закрепил свечи в настенном канделябре и отправился вниз будить жену. Оставшись один, Грациллоний осмотрелся. Не слишком роскошно, зато есть все необходимое: кувшин с водой, таз, лежанка на двоих и ночная посудина. Центурион распаковал походную сумку, достал принадлежности и, как смог, вымылся. Переодевшись в чистое, он произнес слова молитвы. Солнце, правда, зашло, но лучше поздно, чем никогда.
Когда Грациллоний спустился вниз, дородный мужчина снова окликнул его:
– Мы ждем, приятель! Или вы дали обет молчания?
Грациллоний отбросил сомнения. В конце концов, он приехал сюда не в поисках удовольствий, как решил префект. Сведения о положении дел на континенте, сплетни, слухи – вот что его интересовало. Обстановка в этой провинции Римской империи была достаточно сложной: набеги неизвестных Грациллонию варварских племен, мятежи окраинных народов, интриги царедворцев. Знание всего этого не добудешь мечом и отвагой, а незнание может оказаться гибельным.
– Благодарю, – кивнул Грациллоний и подсел к компании. Шустрый мальчишка – не то слуга, не то сын хозяина – подбежал с кувшином и наполнил его кубок.
– Секст Тит Луготорикс, – представился мужчина в перстнях и неопределенно обвел рукой вокруг стола. – Мои помощники.
Он назвал их имена, которые Грациллоний пропустил мимо ушей. Помощники глядели исподлобья. Вид у них был разбойничий.
– Гай Валерий Грациллоний, центурион, по особому поручению.
Луготорикс вздернул бровь. У него был короткий приплюснутый нос, утопавший в жирных складках щек, и узкий, как прорезь в забрале, лягушачий рот с вывернутой нижней губой. Он то и дело растягивал губы в улыбке, но белесые, как градины, глаза смотрели настороженно. От него шел дух дешевого ароматического масла. Таким натирались женщины в веселых домах в Аквах Сулиевых. Грациллония слегка передернуло.
– А вы, как я погляжу, не из болтунов, а, центурион?
– Служба такая. А вы чем занимаетесь?
– Я? Я сборщик податей.
– Так я и думал.
– Да… Мы-то все местные. Только вот припозднились сегодня. В деревне были, по службе. Терпеть не могу эту деревенщину! Дубье стоеросовое. Чуть что – в плач! Плачут, воют, а сами сосчитать не могут даже, сколько пальцев у них на руке. А закон – он ведь для всех закон. Ну, пришлось, конечно, поучить мужланов, так сказать, уму-разуму. Пришлось… А тут как раз и ночь. И ворота на запоре. Теперь с этим строго. Хорошо, уговорили стражу впустить нас. Потом решили – чего по домам идти? Нам и здесь неплохо – тепло, светло, а главное, бесплатно! – Луготорикс хихикнул и заговорщицки подмигнул Грациллонию.
– Не знал, что ваша должность дает право на государственное обеспечение, – заметил тот.
– Кому как, – ухмыльнулся Луготорикс. – Мне вот дает. Только мне. Мне одному. – Он покачал головой и снова подмигнул Грациллонию. – В конце концов, у городских властей должен быть свой источник дохода.
– А дети в стойле – это вы загнали их в конюшню?
Луготорикс захохотал.
– Не загнал, приятель, как вы изволили выразиться. Никто никого не загонял. Показали им кусочек – самый хвостик – плетки, и они сами побежали в стойло, да еще в проходе толкались! – Он снова зашелся в хохоте. На этот раз вместе с ним, как по команде, загоготали помощники. Отсмеявшись, Луготорикс утер слезы и снисходительно взглянул на Грациллония.
– Вы и в конюшню уже заглянули? Ну-ну, центурион, вы не девица на выданье! – Луготорикс подтянул кувшин поближе, наполнил свой кубок до краев и с преувеличенной осторожностью подвинул кувшин обратно. Двигался он несколько замедленно, ибо был пьян. – Разве их кто-нибудь обидел? Нет. Накормили, напоили, спать положили, – он шумно отхлебнул вина и закашлялся. – Сами же видели – тепло, солома мягкая… Зачем портить товар? Да и прибытку-то с него… Больше на харч потратишь. Я же патриот, как и вы. Моя служба – искать недоимщиков, и я их ищу. Моя служба – собирать подати, и я их собираю. Да только сердце у меня доброе. Я же нож к горлу не приставляю. Всегда даю время, много времени. Найдете деньги, пожалуйста, я подожду. Хотя у меня тоже семья, и я должен ее кормить. Но я всегда даю время. Ну, а уж если деньги не находятся, значит, не хотят давать или же плохо искали. Что делать? Беру тогда зерном, или скотом, или вот сопляками этими. Но, конечно, строго по стоимости плюс скромное возмещение за труды и терпение. А как же? Ведь если те не будут платить, – он снова приложился к кубку, – и эти не будут платить, откуда государство деньги возьмет?