Бодилис и двое или трое аристократов переглянулись, сообразив, что король имел в виду сурового епископа Медиоланума Италийского. Остальные имени не узнали, но на лицах их, тем не менее, проступило облегчение.
Грациллоний поспешил воспользоваться достигнутым.
— Возможно, преемник Эвкерия найдется не сразу, — продолжил он. — Вдобавок мне не повредит лично ознакомиться с ситуацией в Лугдунской Галлии, да и в Аквитании, — заметив движение Бодилис, он подмигнул королеве, — чтобы знать, чего нам ожидать от ближайших соседей. Из чего следует, что моя поездка займет несколько месяцев. Я пропущу равноденствие и, быть может, зимний солнцеворот, равно как и некоторые другие события. Но город, ничуть в том не сомневаюсь, прекрасно обойдется без меня. Надеюсь, боги не оскорбятся тем, что я приношу празднества в жертву благополучию их народа?
«Лжец!» — мысленно упрекнул он себя. Впрочем, это лишь тактика; цель всех его усилий по-солдатски честна. Он сел на трон и прислушался к разгоравшемуся теологическому спору, в котором от его имени участвовали Бодилис и Ланарвилис. Когда с религией покончат, наступит время практических вопросов. А пока можно подумать, что и как следует говорить в Августе Треверорум. Ему действительно нужен совет, и не один.
К сожалению, времени в обрез. Нельзя заставлять императора ждать.
Эту ночь ему выпало провести с Иннилис. Догадываясь о его чувствах, вспоминая свою сестру Дахилис, супруги Грациллония старались устраивать так, чтобы Дахут ночевала у той из королев, которую король должен был посетить в ближайшую ночь. Частенько выяснялось, что совместить эти два события нет ни малейшей возможности: король то с головой уходил в городские дела, то объезжал окрестные территории, то нес ежемесячную Стражу в Священном лесу, или просто работал допоздна и потому валился с ног от усталости — какой уж тут супружеский долг? Да и королевы тоже не сидели сложа руки; вдобавок в привычный распорядок неизменно вмешивались болезни, месячные, беременности, роды… На сносях была Форсквилис, Гвилвилис тоже носила под сердцем ребенка, а Малдунилис наконец вознамерилась позаботиться о потомстве. Что касается Дахут, даже те две галликены, которых король не познал, престарелая Квинипилис и стареющая Фенналис, потребовали, чтобы их допустили к воспитанию дочери Дахилис; разумеется, Грациллоний не мог отказать, не вызвав ненужных осложнений.
По счастью, в тот вечер Дахут находилась в доме Иннилис.
— Господин мой, госпожа моя, вы вернулись! — воскликнула служанка Ивар. — Малышка только-только угомонилась. Она так вертелась, так шалила, что я на нее прикрикнула, уж простите меня…
— Ничего, ничего, — отозвался Грациллоний.
— Знаете, господин мой, уж больно она шустрая, так и шныряет по всему дому, глаз за ней да глаз… Детишки в эти годы все такие, оно конечно, но малышка наша особенная, живехонькая такая, и лопочет себе, и лопочет. Госпожи целый день не было… Хотите повидать ее?
— Хочу. — Король прошел мимо служанки в комнату, служившую детской.
На полу громоздились всевозможные обломки, под ноги попалась полураздавленная игрушечная колесница, затем тряпичная кукла с оторванной рукой. Но ночной горшок опрокинут не был — в некоторых вещах Дахут была по-кошачьи аккуратна и чистоплотна. Девочка свернулась калачиком на ложе и мрачно взирала на устроенный ею разгром. Закатный свет, проникая сквозь окно, придавал ее коже оттенок слоновой кости, золотил волосы и словно оттенял лазурь взгляда. О Митра, как же она похожа на Дахилис!
Заметив отца, девочка вся подобралась, как кошка.
— Папа! — прошептала она.
— Я смотрю, мы устроили бунт? — проговорил Грациллоний. — Кто это так плохо себя ведет?
— Я… Я тут… — Дахут не хватило слов. Возможно, она хотела сказать: «Я тут совсем одна была»? Все может быть. Грациллоний присел на корточки, развел руки.
— Что ж, маленькая разбойница, сейчас мы с тобой все уберем, верно?
Девочка спрыгнула с ложа и прижалась к отцу. Он обнял ее. Как чудесно от нее пахнет!
— Не надо так больше делать, — проговорил он, целуя дочь в щеку. — Пожалей своих мам и бедных служанок, которые прибирают за тобой.
— Ты не приходил, — прошептала девочка. Другой ребенок заплакал бы, но Дахут не плакала — почти никогда.
— Так ты ждала меня? Прости, милая. У твоего папы было много работы. Давай ты оденешься, и, пока Ивар не принесла ужин, мы с тобой поиграем в лошадку, а потом я спою тебе песенку. Ты единственная, кто способен слушать, как я пою…
Иннилис питалась просто и ела немного. Грациллонию нравилась та пища, которую подавали у нее в доме, составлявшая резкий контраст с кулинарными изысками многих других домов Иса. И порции у Иннилис были вполне разумные, не крохотные и не громадные. Обычно они беседовали за едой и рано ложились — несмотря на радушие Иннилис, у них было мало общих интересов. Но сегодня она сама затеяла разговор. В свете восковых свечей ее лицо выглядело встревоженным.
— Временами я боюсь за Дахут, — промолвила она едва слышно. — В ней что-то есть…
Грациллоний вспомнил страшную ночь на Сене и того тюленя, который не дал девочке утонуть, и многочисленные происшествия последних недель.
— Быть может, так проявляется ее судьба? — ответил он, сглотнув комок в горле. — Кто знает? Я не слишком доверяю всяким астрологам и предсказателям. Что суждено, того не миновать. Все равно мы ничего не можем поделать.
— Ты не понял, я ничего подобного не предлагаю. Я просто… Мы говорили с Виндилис и с другими… Правильно ли мы поступаем, передавая ее из дома в дом, так что она не имеет до сих пор своего уголка? Может, поэтому она такая дикая?
Король нахмурился.
— Не знаю. У меня мало опыта — она ведь мой первенец. — «Если не считать пары детишек, случайно зачатых в Британии; грех, конечно, но будем надеяться, что Митра простит». — Вдобавок король Иса не может быть настоящим отцом семейства. Разве не в обычае сестер всем вместе воспитывать ребенка, чья мать умерла?
— Разумеется. Но знаешь, я никогда такого не испытывала… Ты другой, и Дахут другая. Не могу выразить словами, я слишком глупая, но вот Виндилис говорит, что ты принес нам новую жизнь и Дахут — твоя дочь.
«Другой, — мысленно повторил Грациллоний, — другой». Конечно, мы другие. Дочь Дахилис пошла в мать — красавица, умница, такая… одухотворенная, что ли.
После выкидыша у Иннилис Виндилис настояла, чтобы сестра принимала траву, и Грациллоний согласился. Еще один выкидыш мог погубить Иннилис, или же она могла родить кого-нибудь вроде слабоумной Одрис. Шести королев, способных родить, вполне достаточно.
Иннилис не просила короля воздерживаться от плотской любви. Со временем он выяснил, что ей больше всего нравится: долгие поцелуи и ласки и единственное нежное проникновение. В половине случаев близость явно доставляла ей удовольствие, в половине — не причиняла видимых страданий. По крайней мере, вслух она ни в чем мужа не упрекала.