– Что у нас сегодня?
Я дисциплинированный пассажир, всегда честно плачу за проезд, поэтому четыре рубля давно уже держала наготове в кулаке.
– Ах! Опять деньги! Сколько можно! – скорбно вздохнул приятный баритон.
Я с интересом поглядела на юношу в кургузой желто-зеленой накидке кондуктора. Мне еще не встречались сборщики податей с аллергией на денежные знаки! Молодой человек подмигнул мне и с полупоклоном вручил надорванный билет.
– Это вам!
Сказал таким тоном, словно презентовал мне не рваный фантик, а бесценную орхидею!
– А что у вас для меня? – вкрадчиво-нежно вопросил юноша следующую пассажирку.
Я засмеялась. Надо же, какой оригинальный тип! Нашел подход к дамам! Какая женщина сможет отказать такому галантному кавалеру, пусть даже он всего лишь кондуктор? Вон, все до единой представительницы прекрасного пола платят за проезд как миленькие! Никто не делает морду кирпичом, не отворачивается, притворяясь, будто не видит кондуктора! И все довольны: ему – положенная мзда, нам, дамам, хорошее настроение.
Все еще одобрительно улыбаясь, я вышла на своей остановке, пересекла рыночек и зашагала по тропинке через поле к виднеющимся в отдалении частным домам.
– Помочь вам с сумкой? – спросил кто-то сзади.
Голос показался мне знакомым, я обернулась и увидела юношу кондуктора, правда, уже без форменной накидки.
– Это не сумка, а коробка с тортом. Она большая, но легкая, – ответила я. – А ваша смена уже закончилась?
– Пока да, – на ходу пожал плечами молодой человек. – Следующий выход через пятнадцать минут. Хотя я решил его пропустить. Сбегаю домой, перекушу чего-нибудь.
– Выход куда? – не поняла я.
– На сцену! – воодушевленно вскричал юноша.
Видя мое недоумение, он засмеялся и полез рукой в карман куртки. Я напряглась: не дай бог, маньяк! Похож ведь на сдвинутого! Сейчас как выудит острый нож или удавку, и что я тогда буду делать? В чистом поле мы одни, до ближайшего жилья метров двести, даже моих криков никто не услышит! А в единоборствах я не сильна, если не считать шахматы…
Но странный парень достал из кармана не оружие, а свернутую сине-зеленую тряпицу.
– Это у вас что, флаг футбольной команды «Кубань»? – невольно заинтересовалась я.
– Это у меня сценический костюм, – юноша развернул накидку трамвайного кондуктора.
– Так вы не настоящий кондуктор? – смекнула я. – Вы жулик, маскирующийся под кондуктора?
– Я не жулик, я артист! – обиделся парень. Следом за свернутой накидкой он извлек из кармана бумажник.
– Должно быть, вам стало стыдно и вы хотите вернуть мне мои четыре рубля? – догадалась я.
– Почему мне должно быть стыдно? Вы заплатили свои четыре рубля за проезд в общественном транспорте и билет получили как положено, – возразил лжекондуктор. – Я вам хочу дать не деньги, а свою визитку.
Я машинально взяла белый бумажный прямоугольник и в наступающих сумерках с трудом прочитала написанное витиеватыми буквами: «Виктор Иванович Суриков, драматический актер».
– Не смотрите на меня с таким подозрением, я и вправду актер, а не жулик! – опять засмеялся юноша. – С трамвайными кондукторами «восьмого» маршрута у меня договоренность: пока они бегают в сортир на остановке, я играю роль кондуктора и собираю плату за проезд. Деньги сдаю на следующей остановке настоящему кондуктору, когда тот возвращается.
– А какая вам в этом выгода? – заинтересовалась я. – Кроме актерской практики, конечно?
– Так ведь не все пассажиры берут билеты, – объяснил мой собеседник. – Многие из тех, кто выходит на следующей остановке, отказываются от талончика. По моим наблюдениям, обычно это женщины. Они более сердобольны, чем мужики, и подают чаще. В смысле, жертвуют свои четыре рубля в пользу бедного кондуктора – конечно, если он им симпатичен. А я стараюсь понравиться! В результате настоящему кондуктору я сдаю только ту сумму, которая соответствует количеству проданных билетов. Все, что набегает сверху – мой личный «навар», своего рода гонорар артисту.
– И много зарабатываете?
– При хорошем раскладе – на каждой «петле» могу обаять с полдюжины пассажиров, а это двадцать четыре рубля! А трамваи восьмого маршрута в час пик идут с интервалом в десять-пятнадцать минут, пять трамваев в час, вот и посчитайте: если двадцать четыре рубля умножить на девять-десять выходов – за вечер работы иной раз до двухсот рублей набегает! Для бедного студента это деньги! И что особенно приятно: никакого мошенничества, и всем хорошо! «Горэлектротранспорт» получает свои кровные за трамвайные талончики, кондуктора с чистой совестью могут отлучиться, чтобы справить нужду, пассажиры получают удовольствие от общения со мной, а я очень прилично подрабатываю к стипендии!
За интересным разговором я не заметила, как дошла до Иркиной улицы. Попрощавшись с предприимчивым студентом-актером, я зашагала прямиком к нужному дому, а Витя Суриков, помахав мне ручкой, побежал куда-то в глубь квартала.
Поздним вечером, уложив спать измотанных беготней по просторному двору и возней с котом и собакой Шурика и Масяньку, мы сидели на ступенях высокого крыльца дома Ирки и ее супруга Моржика: сами хозяева плюс гости, то есть Колян, я и моя сестрица. Мама задержалась в доме, подтыкая одеяльца любимым внукам, и опоздала к раздаче пива с орешками. Впрочем, пиво разобрали мужики, Колян и Моржик, а орехов было еще навалом, полная корзинка. Ирка, исполняя хозяйский долг, размеренно тюкала молотком по ступеньке, впотьмах рискуя промахнуться и попасть не по очередному ореху, а себе по пальцам. Я все ждала, когда это произойдет, чтобы не испугаться, если она внезапно завопит. Однако громкий возглас донесся с другой стороны.
– Послушайте, что это?
Мы обернулись. Мама стояла на пороге за нашими спинами, близоруко вглядываясь в исписанный листок.
– А в чем дело?
Мама откашлялась и медленно, с чувством прочитала:
Под ним Земля неспешно вертится,
Над ним созвездий тенета,
И из ковша Большой Медведицы
На крышу льется темнота…
– Это стихи, – авторитетно сказал мой муж.
– Где ты взяла листок? – недовольно спросила я.
– В своем кармане. То есть в кармане халата, который мне дала Иришка, – поправилась мама.
– Это не мой халат, а Ленкин. В моем вы бы утонули, – отбив фразу ударом молотка, веско заметила Ирка.
– Аленка! Это что, твое?! – недобро оживилась моя младшая сестра, вполне наделенная фамильным ехидством.
– Ясное дело, мое, – буркнула я, предвидя неприятные расспросы. – В моих карманах чужого не бывает!
– Да я не о том! Это ты такое написала?
– Какое – «такое»?