Прощание с покойным было организовано в маленьком зальчике типа просторной ниши: помещение примыкало к коридору, который начинался в фойе, пересекал основание башни и выводил к заднему выходу. Из тупичка можно было выйти во двор через узкую дверцу, но сейчас подступы к ней перегораживал гроб с телом. Прощающиеся вереницей двигались по коридору, от парадного входа к черному, слегка притормаживая напротив ниши, усилиями декораторов сделавшейся похожей на склеп.
Количество желающих поклониться праху Андрюхи Семина меня искренне удивило: вот уж не думала, что рядовой верстальщик газеты «Партизанская правда» мог быть так популярен!
– Это все к Андрюхе? – не выдержав, шепотом спросила я у Коляна.
– Это еще не все, – непонятно сказал он. – Я же тебе говорил, что процесс может затянуться!
– Но почему? – Я удивленно крутила головой, разглядывая прощающихся.
Их лица имели общее выражение, нехарактерное для мероприятий подобного рода: смесь испуга, разочарования и не вполне угасшей надежды. Я заметила, что некоторые из тех, кто шел по маршруту мимо гроба, поднимались на цыпочки и всматривались в дальний конец коридора.
– Что они там выглядывают? – снова спросила я у мужа.
– Презентацию, – прерывающимся шепотом ответил он.
Я внимательно посмотрела на супруга, проверяя, не сошел ли он с ума, и по выражению лица благоверного поняла, что он с трудом сдерживает смех. Я повернулась к нему в профиль, с намеком подставляя вытянувшееся ухо, и Колян нашептал мне историю под девизом «Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно».
Комендант офисной девятиэтажки дал разрешение на проведение печальной церемонии неохотно. Многочисленные торговые фирмы и фирмочки, арендующие помещения в башне, беспокоились, что это безрадостное мероприятие отпугнет их посетителей. Поэтому комендант поставил условие: по возможности не афишировать траурное действо. В общем холле – ни портрета в траурной окантовке, ни похоронных венков, вместо реквиема – умеренно-печальная музыка неопределенной тематики, перед дверью – маленький плакатик в нейтральной черно-белой гамме: «Прощание с А.Р. Семиным» – и указующая стрелка.
Пожелания коменданта были выполнены в точности. Мероприятие анонсировалось исключительно в режиме «из уст в уста» и обещало пройти тихо, незаметно. К сожалению, именно это отсутствие информации не позволило внести коррективы в свои планы руководству компании «Линия жизни», чей офис занимал половину первого этажа. В «Линии жизни» на полдень понедельника была заявлена презентация новой серии лечебной косметики «Ибн-Сина». Маленький плакатик в нейтральной черно-белой гамме «Знакомство с «Ибн-Синой» оказался в метре от объявления «Прощание с А.Р. Семиным».
– Тебе понятно? – давился тихим смехом Колян. – Стрелочки на плакатах указывают в одном направлении, но наша дверь ближе, поэтому желающие знакомиться с «Ибн-Синой» вынуждены прощаться с А. Семиным!
– А пойти и переставить плакат никому не приходит в голову? – спросила я.
– Бумажки приклеены!
С тихим щелчком включился какой-то музыкальный прибор, и из него полилась приятная мелодия, немного грустная, но довольно оптимистичная. Узнав незабываемые «Подмосковные вечера», я с огромным удивлением воззрилась на мужа. Это и есть «умеренно-печальная музыка неопределенной тематики»?! Поймав мой взгляд, Колян сдавленно хрюкнул и прикрыл лицо ладонями. Моржик побагровел, скроил неописуемую рожу, закрыл глаза, и из-под его зажмуренных век на вздрагивающие щеки выкатилась слезинка. Я повернулась к Ирке – она сморкалась в платочек, издавая всхлипы, подозрительно похожие на придушенный смех.
Не слышны в саду даже шорохи!
Все здесь замерло до утра! —
с чувством выводил певец. – До утра судного дня? – немного громче, чем следовало, предположила я.
Колян взвыл и ринулся в склеп, словно намереваясь в рыданиях рухнуть на гроб, но в последний момент обогнул домовину и выскочил во двор, откуда сквозь не сразу закрывшуюся дверь донесся взрыв истерического хохота. Моржик уткнулся лицом в складки драпировки и забился в конвульсиях. Ирка шумно высморкалась и сказала, вручную стягивая расползающийся в улыбке рот, что сильно портило ее дикцию:
– Хуже всего, что мы выбиваемся из графика! Галину везут от их с Андрюхой дома, с ней родные и близкие прощались там. Катафалк подойдет сюда, чтобы тем же рейсом подхватить Андрюху, и уже потом – прямиком на кладбище.
Тихий скрип двери заставил меня обернуться. Против ожидания из-за гроба выступил не отсмеявшийся Колян, а невысокая фигура в черном. Она приблизилась, и я узнала сестру Галины, Татьяну.
– Ой, девочки, это ужасно, это просто ужасно! – истерическим шепотом зачастила она.
– Ужасно, умерли оба, один за другим! – согнав с лица неподобающую моменту улыбку, кивнула Ирка.
– Такие молодые! – горестно воздела очи я.
– Да нет же! – осатаневшая от неразрешимых проблем Татьяна почти не соображала, что говорит. – Ужасно другое! Наш катафалк не пропустили по главной улице, пришлось объезжать по параллельной, парковаться негде, а Андрей еще не готов!
– И где сейчас катафалк? – спросила я.
– На стоянке у торгового центра «Город»! Администрация магазина в ужасе, народ шугается, а парковка открытая, солнце печет, в автобусе жарко, как в печке! Ой, что же делать! – Татьяна в отчаянии заломила руки.
Смотрелось это, надо признать, весьма уместно и особого внимания не привлекло.
– Действительно, что же делать? – повторил Моржик, задумчиво почесав в затылке.
– А ну, еще раз! – велела я ему. – Что ты на меня смотришь? Говорю, давай чешись!
Моржик неуверенно почухал себя за ухом, словно вытряхивая из волос мелкий мусор.
– Энергичнее, – потребовала я, выталкивая Моржика вперед, и сама стала рядом.
Моржик поскреб подбородок, а я запустила ногти себе в волосы и заработала кистью руки, как взбивалкой для крема. Через десять секунд моя прическа пришла в ужасное состояние, но это возымело должный результат: граждане, следующие по тропе мимо гроба, стали на меня засматриваться.
– Зудит – сил нет! – доверительно сообщила я первой же притормозившей даме.
Она отодвинулась и посмотрела на меня с некоторым испугом.
– У вас спирту не найдется? – спросила я.
– Ты че, девка? Поминки только после похорон! – с видом знатока произнесла какая-то старушка.
– Мне для дезинфекции. – Я покачала растрепанной головой и поскребла ногтями по обтянутым джинсами бедру. – Боюсь, заразилась от покойника!
В веренице прощающихся образовался разрыв.
– Он ведь от инфекции помер, – продолжала я, закрепляя успех. – От этой… Как ее?
С этим вопросом я обернулась к Моржику.
– От язвы! – с готовностью подсказал он, чешась, как шелудивая дворняга. – Сибирской!