– А если в месяце будет не тридцать дней, а тридцать один? – спросила смышленая рыжая.
– Тогда тридцать первый день будет разгрузочным! – постановила Алка. – Ну а дальше все ясно, в первый день нового месяца опять принимаете тридцать микродоз лечебного сала – и далее по схеме. Результат гарантированно заметите через пару недель.
– Скажите, а как другие продукты? – Брюнетка, как школьница, подняла руку. – Что можно кушать, а что нельзя?
– Можно абсолютно все! – легко разрешила Трошкина. – Ешьте, что хотите и сколько хотите!
Блондинка и рыжая зааплодировали. Алка изобразила полупоклон и пошла к выходу. Я выскользнула раньше и подождала подружку в коридоре. На пороге офиса Трошкина эффектно остановилась, обернулась к красавицам и веско сказала:
– Да, самое главное: запомните, каждую порцию сала нужно принимать строго натощак! Иначе никакого положительного результата не будет!
Ответом ей было почтительное молчание.
– Желаю удачи! – сказала Алка и мягко прикрыла за собой дверь.
– Трошкина, ты была великолепна! – совершенно искренне похвалила ее я. – Вот уж не подозревала, что у тебя такой могучий актерский талант!
– Да ладно, ты не подозревала! – не поверила подружка. – А кто в восьмом классе уверил твою маму, что ты встречаешься по вечерам с Мишкой Пушкиным лишь затем, чтобы подтянуть его по русскому, как тебя просила наша классручка Эмма Федоровна?
– Да, я забыла, было такое, – неохотно признала я.
– А на первом курсе, когда ты закрутила роман с аспирантом, кто убедительно соврал твоим родителям, что ты провела уик-энд у меня на даче? – не отставала Алка.
– Ну, уик-энд на даче и в самом деле был, – промямлила я.
– Только не на моей и не со мной, а с аспирантом! – напомнила безжалостная Трошкина. – А в прошлом году у тебя завелся женатый кавалер, так я соврала…
– Да, дорогая, врать ты мастерица! – я оборвала ретроспективу моего морального падения.
– Больше ни слова не скажу!
Трошкина надулась и замолчала – меня это вполне устраивало. Мы как раз вышли на улицу, где я непринужденно присела на гранитный парапет подземного перехода и в тишине, не нарушаемой глупой болтовней, изучила копию паспорта Елены Николаевны Коврижкиной.
Основной гражданский документ свидетельствовал, что этой даме недавно исполнилось двадцать два года, и на протяжении последних двух с половиной лет она является законной женой Валерия Петровича Коврижкина. У супругов есть сын – Коврижкин Петр Валериевич, ему почти два года. Прописана Елена Николаевна в городе Екатеринодаре по адресу: улица Дубинкина, восемь. Имеет заграничный паспорт, полученный три года назад.
– А мальчик все-таки есть! – заметила я, сложив бумажки.
– Мальчик – он не может не есть! – подхватила Алка, с готовностью сложив с себя обет молчания. – И пить! Кстати, пить очень хочется, зря я отказалась от чая с кофе в турагентстве. Может, в кафе посидим?
– Я бы посидела, да не могу, – ответила я, с сожалением покосившись на витрину кафе, где за круглыми столиками сидели праздные люди, неспешно потягивающие прохладительные напитки и с удовольствием потребляющие мороженое. – Ты разве не слышала? Девицы в турагентстве сказали, что Прекрасная Елена Коврижкина завершает свой блицтур сегодня. Расписание рейсов «Австрийских авиалиний» я выяснила еще утром, так что точно знаю: самолет с моей красавицей на борту прибудет в Екатеринодар… дай посмотрю время… Ага, через час с хвостиком! Придется мне прямо сейчас рвануть в аэропорт.
– Хочешь организовать Прекрасной Елене торжественную встречу? – съязвила Трошкина.
– Попытаюсь побеседовать, вдруг мне все-таки удастся уговорить ее принять участие в съемках? А уж если не получится, тогда отчитаюсь перед шефом о проделанной работе, сообщу ему данные красотки, и пусть они с господином Хабибом сами добиваются согласия этой несговорчивой женщины.
– Уж извини, но в аэропорт ты поедешь без меня! В платье с чужого плеча я встречать иностранный самолет не буду! – категорически отказалась Алка. – В таком виде я никак не могу выйти на международную арену, не желаю позориться перед европейцами!
– Ладно, ты и так мне здорово помогла, – признала я.
– С тебя причитается! – тут же сказала Трошкина. – Помни: за тобой должок, и я его непременно истребую!
– В любой форме, кроме наличных! – ответила я, выразительно потряся в воздухе тощим портмоне.
Там тоскливо звенела мелочь. Прикинув, сколько денег понадобится на поездку в аэропорт и обратно, я не постеснялась занять у подружки сотню. Я бы и больше взяла, да у Алки не было.
Пока мы сидели в туристической конторе, набежали тучки и полил дождик. После многодневной жары он казался даже приятным, стало легче дышать. Я почувствовала прилив сил и решила продолжать действовать.
Отправив Трошкину домой, я остановила первого попавшегося частника на раздолбанных «Жигулях». Глуховатый дедушка согласился подвезти меня в аэропорт всего за полтинник, и я оказалась в прохладном холле международного зала раньше, чем рассчитывала. До урочного прибытия самолета из Вены оставалось еще сорок минут. Не зная, как их скоротать, я поплелась на второй этаж, в зал ожидания. С надеждой оглядела немногочисленные пустые кресла, проверяя, не оставил ли кто-нибудь из пассажиров симпатичный иллюстрированный журнальчик – я бы полистала его от нечего делать. На покупку прессы в киоске «Роспечати» денег было жалко, а та стойка с бесплатными журналами, которую я тягала по залу во вторник, куда-то пропала.
Увы, забытой корреспонденции на креслах не было. Я подошла поближе к телевизору, бросила взгляд на экран и скривилась: показывали ток-шоу местной телекомпании, абсолютно неинтересную мне программу со столь же неинтересным мне Максом Смеловским в роли ведущего. От скуки я стала разглядывать народ в зале ожидания и вскоре обнаружила, что меня тоже разглядывают!
В принципе, я к этому привыкла, желающих поглазеть на интересную блондинку с высоким бюстом и длинными ногами всегда хоть отбавляй, но после вчерашнего нападения Фунтика мне в каждой заинтересованной паре глаз мерещился маниакальный блеск. Хотя парень, уставившийся на меня, выглядел вполне симпатично: высокий лоб, прямой нос, твердый подбородок и строгие брови «птичкой», совершенно не сочетающиеся с глазами персонажа японского мультика, нарисованного художником-кубистом: очи юноши были большими и квадратными. Я решила, что нехарактерную форму они приобрели только после того, как молодой человек увидел меня! К этому выводу меня подвели не самоуверенность и зазнайство, а обыкновенная наблюдательность: на лбу у молодого человека были темные солнечные очки с продолговатыми стеклами. Разумно было предположить, что естественный разрез глаз очкарика соответствует форме оправы, разве не так?
Стоило мне так подумать, и симпатяга прищурился, сплющив свои зрительные квадраты в прямоугольнички и скруглив их до нормального европейского разреза. Одновременно на его приятной физиономии образовалась улыбка. Я вздрогнула: улыбался парень не кому-нибудь, а мне!