Он маршевым шагом прошел в кухню и распахнул холодильник таким движением, словно намеревался зашвырнуть в его морозное нутро гранату.

– Рагу с мидиями не ела, мадагаскарский борщик не тронула, и холодец с персиками стоит, как стоял, – папуля бегло провел ревизию.

– Сыр и колбасу она тоже не ела, это я нарезала, – поспешила вставить я.

– А это что такое?! – вдруг вскричал папуля, наткнувшись взглядом на маленькую стеклянную баночку с одиноким грибочком.

Он сдернул ее с полки, высоко поднял, рассматривая на свет, выругался и закричал:

– Откуда в нашем холодильнике эта гадость?!

Словно наш холодильник был стерильной лабораторией, а грибочек – опаснейшей бациллой.

– Ну, я принесла! – начиная сердиться, призналась я. – А что такого? Для тебя же принесла, чтобы ты попробовал, какие вкусные грибочки, у тебя такие никогда не получаются!

– Мать это ела? – перебил меня папа.

Я кивнула.

– Зяма, быстро, «Скорую»! – закричал он.

– Уже! – отозвался братец.

Он вошел в кухню и выразительно огляделся, разыскивая предмет ссоры. Папуля молча передал ему несчастную баночку и снова устремил испепеляющий взор на меня. Я постаралась сделаться поменьше ростом.

– И ты тоже это ела? – прикладывая руку к взмокшему лбу, спросил папуля.

Я опять кивнула.

– Зяма! – заорал папуля, забыв, что сын стоит у него за спиной. – Быстро, две «Скорые»!

– Зачем это две «Скорые»! – воспротивилась я. – Лично я себя прекрасно чувствую!

– Это скоро пройдет, – зловеще пообещал Зяма. Он открыл стеклянную солонку и вытащил из нее грибок, наколов его на зубочистку. – Признаки отравления бледной поганкой в полной мере проявляются часов через восемь, а иногда через двое суток, когда уже ничего нельзя сделать.

– Откуда ты знаешь? – машинально спросила я.

Смысл сказанного еще не дошел до моего сознания, поразила только проявленная Зямой эрудиция.

– Ванька Горин рассказывал, он же знатный турист и в грибах прекрасно разбирается, – так же машинально ответил Зяма. – А еще он недавно оформлял «Энциклопедию грибника» и подарил мне один экземпляр, картинки там классные, каждый гриб – красавец, а эта самая бледная поганка – вообще Мисс Вселенная, красоты неописуемой…

Тут до меня дошло!

– Поганка?! – заорала я, схватившись за сердце. – Вы что? Хотите сказать, что мы с мамулей наелись поганок?!

– Если не веришь, я тебе сейчас энциклопедию притащу, – предложил Зяма. – Время у нас есть, «Скорая» приедет минут через десять, не раньше.

«Скорая помощь» и в самом деле прибыла через четверть часа. К этому моменту я уже успела холодеющими от ужаса руками перелистать страницы «Энциклопедии грибника» и узнать много нового, но совсем не приятного.

– Яд бледной поганки не разрушается ни термической обработкой, ни морозом, – вслух прочитал Зяма, забрав из моих ослабевших рук прекрасно иллюстрированную книгу.

Мы с мамулей внимали ему с ужасом. У меня ужас усугублялся чувством вины. Надо же, я отравила родную маму!

– По слухам, этот гриб обладает очень нежным вкусом. – Зяма поднял глаза от книги и вопросительно посмотрел на нас.

– Подтверждаю, – шевельнула бледными губами мамуля.

– Римского императора Клавдия отравили бледными поганками, – продолжил громкую читку Зяма. – Говорят, после дегустации Клавдий успел издать указ о том, чтобы к его столу всегда подавали эти вкусные грибы.

– Бледная поганка очень похожа на шампиньон и чуть меньше на сыроежку, – вещал братец. – Молодая поганочка покрыта бледной пленочкой, потом она разрывается, оставляя на ножке гриба манжету.

– Довольно, Зяма! – зашипела я. – К чему нам эти интимные подробности из жизни бледной поганки!

– Молчи и слушай, – оборвал меня братец. – Знала бы ты это раньше, не приволокла бы в дом такую гадость!

Я заткнулась.

– Бледная поганка распространена в хвойных и широколиственных лесах, – с удовольствием продолжил Зяма.

– И в салат-баре бистро аэропорта! – перебила его я. – Слушайте, граждане, надо немедленно предупредить администрацию кафе, что они травят людей бледной поганкой!

– Я позвоню, – сказал папа.

Он встал и вышел из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь, а вернулся уже в сопровождении врача «Скорой помощи».

Пятница

Не буду расказывать, как интересно и с пользой для здоровья мы провели время в больнице. Просто скажу: было нескучно, и я не скоро забуду этот необычный вечер. Особенно много новых ощущений мне подарило экстренное промывание желудка, но говорить об этом я не хочу.

Доктор сказал, что нам с мамулей здорово повезло! Мне – потому что почти сразу после приема пищи у меня был приступ рвоты, и ядовитые грибочки в полном составе перекочевали из моего желудка в унитаз уборной аэропорта, так что навредить мне не успели. Мамулино везение выразилось в том, что она съела всего пару поганок, причем закусывала ими водку. Вообще-то алкоголь должен был усилить действие поганочного яда, но от непривычной порции выпивки мамуле подурнело гораздо раньше, чем от грибочков, так что медики с промыванием и прочими спасательными мероприятиями не опоздали. Тем не менее мамуле было хуже, чем мне, и она лежала под капельницей.

Из-за того, что мама должна была еще какое-то время оставаться под присмотром врачей, меня тоже заставили ночевать в больнице. Я чувствовала себя совершенно здоровой, разве что несколько ослабела после очистительных процедур, но папуля совершенно непреклонным голосом сказал, что я должна остаться рядом с мамулей. В конце концов, это именно из-за меня она оказалась на больничной койке!

Спорить было бесполезно, пришлось мне спать на продавленной койке, сетка которой свисала до полу, как гамак. И если бы спать! Многочисленные переживания напряженного дня взвинтили мою нервную систему так, что даже три таблетки валерианки, скормленные мне медсестрой уже после ухода папули и Зямы, не помогли уснуть. Я долго ворочалась в кровати, нервируя противным скрипом дремлющую мамулю и соседку по палате – толстую бабку, с которой мы еще не успели познакомиться. Даже не выяснили, чем бабуся больна. Я решила, что хроническим ожирением: даже в провисшей койке бабкины телеса высились горой и при каждом вздохе сотрясались, как желе.

Лежать и смотреть на спящих было скучно и немного завидно. Я потихоньку встала и вышла из палаты.

На посту дежурной сестры было светло, сама она, подперев голову ладошкой, откровенно скучала. Я попросила у нее снотворное, но медсестра сказала, что такие препараты даются только по назначению врача, и предложила мне использовать старые дедовские методы – овечек посчитать или спеть себе колыбельную.