– Одна она жила, одна-одинешенька, прям как монахиня в келье! – показательно закручинилась ее товарка. – Даже подружек не было! Очень замкнуто жила Ниночка, совсем не по возрасту. Сколько раз я ей говорила: Нинка, загубишь ты свои молодые годы, останешься в старости одиночкой, потом локти кусать будешь! Ты меня слушай, я-то жизнь знаю, вот у меня и муж, и деток трое…
– И счастья полные штаны! – не сдержавшись, фыркнула баба Маруся. – Да она в свое удовольствие жила, Нинка-то! Детей нет – стирать и убирать не за кем, мужика нет – жрать готовить не надо! Опять же, никто по пьяному делу кулаком не огреет! И деньги, что зарабатывала, все на себя тратила, как хотела!
– Как именно? – с интересом спросил Федор.
Привычки девицы, которая предположительно украла у шефа кучу денег, были ему весьма любопытны.
– Как тратила? – уточнила баба Маруся. – Да глупо тратила, вот как! Кассеты с фильмами покупала, книжки с картинками, прям как девчонка! Еду в банках в магазине брала и полуфабрикаты для микроволновой печки! Нет чтобы купить у меня картошечки, капустки, помидорчиков с чесночком, борщик сварить, на простоквашке домашней пирожков напечь… Не хозяйственная она была, Нинка эта!
– Не хозяйственная, значит, – повторил Федор, окинув задумчивым взглядом печальное пепелище.
Взор его сам собой зацепился за жестяного петушка, украшавшего дом на другой стороне оврага. Вспомнилось: тело Горчаковой нашли в этом самом овраге. Дом с петушком на крыше формально находится на другом конце поселка, а на самом деле – вот он, рукой подать, совсем близко. Может, его обитатели расскажут о Горчаковой что-нибудь интересное?
– Не скажете, кто там живет? – спросил он, забыв о роли представителя страховой компании.
– А вам зачем? – прищурилась баба Маруся.
Федор спохватился и вернулся под прикрытие.
– Хочу предложить хозяевам оформить страховой полис! Не знаете, что они за люди?
– Городские они, – ответила баба Маруся. – Тут не живут, приезжают иногда, как на дачу. Сейчас как раз здесь, вчера ко мне девка ихняя прибегала за молоком. Красивая – прям королевна, – а глупая: прискакала в полдень парное молоко покупать! Откуда ж оно возьмется-то в полдень, парное? Я корову спозаранку подоила!
Тетки засмеялись, радуясь глупости красивой городской девки, как хорошей шутке. Федор напрягся. Красивую, как королевна, он тоже вчера видел и не мог забыть. Правда, на городскую та девка в жутких отрепьях не походила, но кто знает? Может, красотка лже-Горчакова просто хитрит, играя в свою игру? По опыту Федор знал, что аферистки – великие мастерицы прикидываться.
Федино желание повидаться с девицей, которая явно была каким-то образом замешана в деле Нины Горчаковой, окрепло.
– Спасибо вам, я пойду, – сказал он любопытным бабам, утратив к ним интерес.
– Туда, что ли? – неотвязная баба Маруся кивнула на дом с петухом. – Так они ж спят еще! Городские на рассвете не встают!
– А вы-то чего тут в такую рань? – спохватилась тетка Морозова. – У вас в котором часу рабочий день начинается?
– И воскресенье сегодня! – вспомнила баба Маруся.
Тетки в четыре глаза с подозрением уставились на Федора.
– У страхового агента, дамы, рабочий день не нормированный! – выкручиваясь, он снова изобразил не искаженное интеллектом лицо рекламного юноши. – Я от каждой сделки проценты получаю, вот и спешу опередить конкурентов!
– А как вы сюда попали? – не отставала прилипчивая, как банный лист, баба Маруся. – На чем приехали?
«Штирлиц понял: это конец!» – мелькнул в смятенном мозгу Капустина обрывок анекдота.
– На своей машине, – сказал он.
– А где…
Федя угадал следующий вопрос и поспешил на него ответить:
– Машину я оставил у знакомых во дворе, а сам хожу пешком, чтобы экономить бензин. Он, знаете ли, нынче ужасно дорогой!
– Знаем, как не знать! – закивала тетка Дарья Морозова. – А моего-то Ваньки мотоцикл, «Ява» с коляской, он жуткую прорву бензина жрет! Я уж Ваньке сколько раз говорила: не езжай на рыбалку на мотоцикле, а то твои караси нам дороже покупных выходят, просто золотая рыбка получается!
– А Ванька чего? – баба Маруся с готовностью включилась в разговор на новую интересную тему.
– А чего Ванька? Ты разве мужиков не знаешь? Молчит и по-своему делает! Твой-то старик разве не такой же?
Забыв о Федоре, тетки принялись перемывать кости своим норовистым и неразумным мужьям. Капустин тихо отступил на улицу и во все лопатки припустил на другой край поселка.
Он уже вчерне составил план дальнейших действий. Прямо сейчас, на рассвете, пока городские сони тихо посапывают в две дырочки, он проберется в дом с петухом, найдет там красотку-аферистку, возьмет ее за жабры и припрет к стенке. Небось спросонья перепуганная девица мигом расколется, кто она такая и каким боком затесалась в историю с ограблением банкира!
На рассвете Зяма замерз и проснулся, клацая зубами, как компостер. При скором и неправедном дележе постельных принадлежностей в час позднего отбоя ему досталось лишь легкое льняное покрывало. Зяма замотался в него, как рулет, но даже в таком виде тонкая натуральная ткань с хорошей вентиляцией грела плохо. Вдобавок в дырки провисшего гамака от земли тянуло сыростью. Чтобы кое-как поспать и при этом не простудиться, Зяме следовало срочно организовать себе теплоизоляцию.
Можно было пробраться в дом и пошарить в огромном скрипучем шкафу, на полках которого лежали многолетние наслоения мягкой рухляди, но не хотелось беспокоить родителей. Зяма сел в гамаке, свесил ноги и закачался, еще не решив, куда направиться. Взгляд его упал на брезентовую палатку Поля, скромно приткнувшуюся к забору в дальнем углу просторного двора.
– Ага! – Зяма потер озябшие ладони. – Помнится, добрый Пашенька предлагал поделиться одеялом?
Ему, конечно, помнилось также, что добрый Пашенька предлагал поделиться одеялом вовсе не с ним, с Инкой, но это несущественное обстоятельство в связи с угрозой переохлаждения не стоило принимать во внимание. Мягко спрыгнув с гамака, Зяма по росистой траве прошел к палатке, просунул руку сквозь небрежно затянутую шнуровку и ощупью нашел пресловутое одеяло. Оно за что-то зацепилось, и Зяме пришлось несколько раз сильно дернуть, чтобы вытянуть его наружу.
Он не видел и не мог знать, что одеялом, от которого великодушно отказалась Инна, Поль перед сном заботливо укутал ящик со своими любимыми ящерицами. Выдергивая его из палатки, Зяма неосторожно перевернул этот пластмассовый зверинец. Крышка слетела, и отборные ящерицы элитной мясохвостной породы с радостной готовностью покинули свою тюрьму.
Не подозревая о совершенной им диверсии, Зяма вернулся в свою подвесную койку, укутался в героически добытое одеяло, сладко зевнул и смежил веки.