– А Георгий Палыч лучше был? – быстро спросила я.
– И-и, сказала тоже! Георгий Палыч вообще волшебник был! Он знаешь, что делал! – Бабка отклеила подбородок от швабры, встала на цыпочки и жарко зашептала мне в ухо.
Тут уж я и в самом деле покраснела: терминология у милой старушки была самая варварская. Однако сообщенная ею информация оказалась такой интересной, что я решила непременно навести справки о профессиональной деятельности доктора Локтева в специализированных медицинских кругах. Есть у меня подходящие источники и в Департаменте здравоохранения, и в Медицинском институте.
Прикидывая, к кому из знакомых медиков прицепиться с вопросами, я вышла из клиники через служебный подъезд, пересекла дворик и на ближайшей остановке села в троллейбус, следующий в сторону моей работы. Встреча у стен телекомпании всех желающих проводить в последний путь маму Вадика Рябушкина была назначена на половину второго, но я решила появиться заранее. У меня было дело: Женька обещал передать мне кассету с записью его съемок несостоявшейся свадьбы Вадика и Людочки.
Едва выйдя из троллейбуса, я позвонила коллеге на мобильный, но Женька упорно не отвечал. Я набрала номер редакционного телефона и прослушала полонез Огинского. Позвонила на аппарат прямого эфира – те же печальные напевы про «польский край, прекрасный край»! Очевидно, наша внутренняя АТС свихнулась и вообразила себя музыкальным автоматом.
– Делать нечего, придется вторгаться, – пробормотала я, подступая к стальной двери телекомпании.
Не ожидая от этого действия ничего хорошего, я одной рукой придавила кнопку звонка, а другой громко постучалась. Динамик переговорного устройства захрипел, как простуженная собака, и неприветливо гавкнул:
– Хто?!
– Свои! – самонадеянно отозвалась я, гадая, с кем же я разговариваю?
У нашей штатной дневной охранницы – жутко вредной старушки по прозвищу Бабулина – не самый мелодичный голосок, но этот хриплый драконий рык издает явно не она.
– Хто-о? – Динамик хрюкнул диким кабаном.
– Это я, Красная Шапочка! Тьфу, это я, Елена Логунова!
– Хто-о?
– Вот привязался! – рассердилась я. – Открывай дверь! Я тут работаю!
– Сотрудников пускать не велено!
Досадливо плюнув на порожек, я отошла от неприступной двери, спряталась за углом и сменила маскировку. Вывернула джинсовую жилетку яркой подкладкой наружу, повязала на голову цветной платок, нацепила темные очки и снова вернулась под дверь. Позвонила, дождалась вопросительного хрипа цербера и проворковала в ответ:
– Здравствуйте, я денежку в бухгалтерию принесла, можно дать рекламное объявление?
Пауза затянулась.
– Алло-о? – позвала я.
Щелкнул замок. Ага, значит, рекламодателей с деньгами гнать взашей не велено! Значит, для нашей телекомпании еще не все потеряно. Обрадовавшись, я потянула на себя тяжелую дверь, взлетела вверх по лестнице… и попала в медвежьи объятия незнакомого типа в камуфляже. Негодующе взвизгнула, вывернулась из тяжелых лап, отпрыгнула на пару шагов в сторону и исподлобья осмотрела противника.
Пятнисто-зеленый и бородавчатый жлоб походил на малыша Годзиллы и не вызывал ни симпатии, ни желания с ним брататься.
– Удостоверение личности, – хмуро потребовал Годзиллыш, не спеша уходить с моего пути.
– Вижу, мерзкий Гадюкин вербует на свою сторону рептилий-монстров! – прошептала я в сторону. – Сударь! Мою личность легко может удостоверить кто-нибудь из технических работников! Позовите, например, оператора Евгения Дрожкина!
На последних словах я максимально возвысила голос, и меня услышали: за поворотом коридора стукнула дверь, а потом донесся металлический грохот сотрясаемой решетки и громкий крик затребованного мною Женьки:
– Ленка! Нас арестовали! Встань под образами!
Я спешно отскочила на лестничную площадку. Змеиные глазки гадюкинского цербера стрельнули в меня, но я уже летела вниз по лестнице.
– Хто-о?! – прохрипел мне вслед озадаченный Годзиллыш.
– Дед Пихто! – с детским злорадством выкрикнула я в ответ, нащупывая кнопку, отпирающую замок входной двери изнутри.
Выскочила на крыльцо и прямо по клумбе побежала вдоль фасада здания. Крайнее в ряду окно нашей телекомпании на самом деле является балконом, который примыкает к студии прямого эфира. В этом помещении, ясное дело, никакие окна, балконы и прочие источники дневного света не нужны, поэтому проем изнутри наглухо закрыт деревянными щитами. Не знаю, где разжился этими ставнями наш запасливый завхоз, не иначе как на руинах какой-то высокой партийной трибуны, разрушенной во времена перестроечной вольницы. На досках, обращенных к улице лицевой стороной, изображены портреты членов Политбюро – на языке моих телевизионных коллег – «образа». Косыгин и еще два не опознанных нами коммунистических товарища многозначительно и важно смотрят с нашего фальшбалкона в тихий дворик, лаская отеческими взглядами разновеликие подштанники на веревках бельевой площадки.
Рискуя сверзиться на кочковатый газон, я встала ногами на сиденье детской карусельки, ухватилась за нижний край балконного выступа и заглянула в дырку, аккуратно пропиленную лобзиком в районе нагрудного кармана парадного пиджака товарища Косыгина. Этим окошечком наши парни пользуются для контрабандного проноса на территорию телекомпании запрещенных предметов. Главным образом, горячительных напитков.
В прямоугольном отверстии блеснули искрящиеся весельем черные глаза, и Женькин голос радостно спросил:
– Тебя не побили?
– А могли? – Я опасливо покосилась на далекое крыльцо.
– Запросто! – убежденно сказал Женька. – Как шпионку из вражеского лагеря, могли и побить, и арестовать! Нас вот всех заперли в технических помещениях и мобильники отобрали!
– Что, Гадюкин лютует? – посочувствовала я. – Небось мстит за испорченное кресло?
Женька хихикнул:
– Он с утра пораньше из мебельного салона новый трон себе приволок! Ну, ничего, мы и до него доберемся!
– Жень, ты мне запись приготовил? – спросила я.
– Держи!
Из кармана Косыгина высунулся край видеокассеты. Я осторожно вытянула посылочку, сунула ее под мышку и озабоченно спросила:
– Жень, а как же похороны Ангелины Митрофановны? Вас не выпустят из-под ареста по такому печальному случаю?
– Не волнуйся, нас скоро выпустят по другому печальному случаю, – пообещал приятель. – Убегай подальше от входа, посиди с бабушками на лавочке, мы скоро будем!
Заинтригованная, я слезла с шаткой карусельки и переместилась на пенек под скатом детской горки. Из этого укрытия я хорошо видела входную дверь телекомпании, меня же заметить в густой тени было трудно.
Спасаясь от скуки, я читала жизнеописание Гарри Поттера и смеялась над проделками полтергейста, развлекающего себя обрушением на головы обитателей замка предметов домашней утвари.