– Вы, наверное, Белый Осьминог? – я сделала робкую попытку угадать, чей это костюм. – Или Медуза?
«У осьминога не четыре ноги, а восемь! – тут же напомнил неисправимо вредный внутренний голос. – Хотя, конечно, это может быть увечный осьминог, покалеченный в подводных битвах…»
Как ветеран и инвалид морских сражений, Белый Четвероног хорошо сочетался со Снежной Королевой Пиратов, однако кудрявую деву мое предположение почему-то обидело.
– Что вы?!! Никакой я не осьминог и не медуза! – надув и без того пухлые губки, сообщила она. – Я символ нашей Ассоциации!
Прозвучало это гордо, но прояснило мало. Символ, с моей точки зрения, был очень странный, из чего следовало, что и вся ассоциация того… С большим приветом. Я еще раз внимательно посмотрела на деву в пуфе и напрягла воображение. Кто же она, черт возьми, такая и что символизирует?!
«Она – Белый Березовый Пень! – включаясь в игру, предположил мой внутренний голос. – Символ Ассоциации Лесорубов и Дровосеков!»
– Не надо на больной мозоль, – попросила я беззвучным шепотом.
Рана, нанесенная моей человеческой гордости несправедливым обвинением в незаконной рубке елок, еще не зарубцевалась.
«Тогда… М-м-м… Это Облачко! Тучка-Тучка-Тучка, которая вовсе не Медведь! Милый символ Ассоциации Метеорологов!»
Версию про Пень я озвучить не рискнула, спросила только про Облачко – и опять промахнулась.
– Ну при чем тут Облачко?! – Кудрявая дева посмотрела на меня, как на слабоумную. – Я Зуб! Нормальная семерочка с четырьмя корнями!
– Ах, зуб! – Дальше я догадалась сама. – Символ Ассоциации Берлинских Стоматологов?
– Ассоциации Русских Стоматологов в Германии, – с важностью поправила Семерочка. – Ангела Блюм, наш Председатель, это она такой праздник устроила. Вам нравится?
– Очень, – сказала я, нисколько не покривив душой.
Раздольная гулянка Ассоциации Русских Стоматологов в Германии смотрелась не в пример веселее чопорной тусовки Берлинской Ассоциации Юристов. Единственным, что роднило эти два разностильных мероприятия, был выбор алкогольных напитков. Своим чутким оленьим ухом я уловила характерное звяканье стеклянной посуды, пошла на звук и обнаружила за уютным цветником низкий стол с до боли знакомыми рюмками. Они уже были наполнены, и какая-то демоническая личность в черном трико, с коровьим хвостом и телячьими рожками запаливала факел, готовясь поджечь напиток.
«Опять самбука?!» – заметно струхнул мой внутренний голос.
– На работе не пью, – быстро соврала я, только чтобы он успокоился.
И, вспомнив о работе, оглядела зал с новым интересом: где мой напарник?
Двухметровый бурый медведь за камерой был заметен издали. Вадик, в отличие от меня, честно трудился. Я пробилась к нему и спросила:
– Записывать кого-нибудь будем?
– А как же! – Вадик на секунду приподнял бутафорскую башку и утер вспотевшее лицо. – Из нашего материала будут делать корпоративное кино. Причем отнюдь не немое. Поэтому Петер велел записать три короткие интервьюшки.
– Кто жертвы? – спросила я.
– Вон, видишь, под елочкой пляшет Прекрасный Принц с золотистыми локонами? Это важный дядька из российского посольства. Наша жертва номер один.
Я срисовала дядьку с локонами, похожего на Смоктуновского в роли Гамлета. Прекрасный Датский Принц с отнюдь не скандинавским темпераментом выплясывал камаринскую с нашей дорогой Снегурочкой. Ирка уже вжилась в роль свежеразмороженной внучки Деда Розенкранца и скакала так резво, словно всерьез готовилась к фирменному Снегуркиному па – финальному прыжку через костер. То, что никаких открытых источников огня поблизости пока не было, значения не имело – я не забыла подружкину клятву при случае поджечь Рейхстаг. Впрочем, вскоре ей могла представиться возможность сигануть через сотню рюмок с пылающей самбукой.
– Номер два – Человек-Паук, – продолжал инструктировать меня Вадик. – Видишь, он в хороводе ходит, между Русалочкой и Шахерезадой? Это банкир, которому половина присутствующих деньги должна. Петер сказал, его нужно записать обязательно, просто кровь из носу.
– Надо будет – пустим, – пообещала я, отыскав взглядом Человека-Кровососа.
Я, конечно, пошутила. Галопирующий по кругу банкир произвел на меня приятное впечатление. Выбор костюма свидетельствовал о наличии у него чувства юмора, а это качество я ценю в мужчинах чрезвычайно высоко.
– Ну и, конечно, Ангелу запишем! – сказал Вадик с интонацией, которая мне очень не понравилась.
Ангелу Блюм я бы с удовольствием записала в какой-нибудь расстрельный список. Эта женщина казалась мне опасной, как подожженная пороховая бочка, на которую она была даже похожа: такая же большая, округлая и с огоньком. Но вторично отговаривать Вадика от близкого знакомства с Королевой Пиратов я не стала – я ведь уже высказала свое мнение по этому поводу и получила ответ. Да и мне ли говорить об опасности фейерверка в личной жизни?
Выполняя наказ Петера Вайсмана, мы с Вадиком поштучно отловили посольского дядьку, кровососущего банкира и предводительницу стоматологической банды, проинтервьюировали их, и на этом мой вклад в искусство кинематографии закончился. Вадик еще побегал по залу, снимая действо с разных точек, а потом надолго зафиксировался с камерой на декоративной горке – с этой стратегической высотки съемку можно было вести с минимумом усилий. Вадик так и сделал: выстроил картинку и предоставил камере работать самостоятельно, а сам уселся рядом на стульчик и лишь изредка поглядывал в видоискатель.
Я все-таки хлопнула рюмочку самбуки, перестала маяться головной болью и даже немного поплясала под дудку Ирки, которая затащила меня в круг со словами: «А вот какой у нас Лошарик хорошенький, прям прелесть!» Объяснять разудалой и хмельной Снегурке, что у нас не Лошарик, а Олешек, я даже не пыталась. Чувствовалось, что в порыве вдохновения новоявленная аниматорша с равным удовольствием поволочет на дансинг хоть Лошарика, хоть Кошмарика, хоть самого Черта.
Адских созданий, кстати, на костюмированной массовке было немало. Видимо, подсознательно стоматологи разделяли бытующее в широких массах представление о видовой близости дантистов к мастерам пыточных дел. Кроме рогатого и хвостатого типа, который успешно раскочегаривал самбуку, я увидела еще трех Хромых Бесов в игривых юбочках из рыжей шерсти и одного очень респектабельного Дьявола с чистым и блестящим серебряным трезубцем, словно перед приходом на бал владелец довел его до кондиции в шкафу для стерилизации стоматологических инструментов. Плащ у Дьявола был алый, цвета незабвенного пионерского галстука, а штаны увлекательно искрили крошечными красными лампочками. На фоне этого адского великолепия два совершенно заурядных чертика в чернильного цвета трико и темных масках смотрелись невзрачно, как бедные родственники.
Часа через полтора бурное веселье под елочкой стало затихать. Русские стоматологи, развращенные размеренной жизнью в Германии, редкой цепью потянулись к выходу. Ангела Блюм на правах хозяйки праздника принимала благодарственные реверансы у лифта, заодно комплектуя группы для отправки вниз. Кое-кто из гостей плохо держался на ногах – таким приходилось придавать в усиление одного-двух более устойчивых спутников.