Суперклей для разбитого сердца | Страница: 26

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Роялиха мелко закивала и без приглашения подсела к столу.

– Так, кое-кого я помню, – деловито сказала она. – С теми «Хельгами» столько шума было, каждую кандидатуру обсасывали, как мозговую косточку, такой скандал и за тридцать лет не забудется… Записывайте: Дубинкин Петр Петрович, он в сушильном цехе работал.

– Вероника Пална уже очень много лет работает по профсоюзной линии, – встряла с непрошеным комментарием Анна Егоровна. – Лет сорок, кажется?

– Мне всего пятьдесят! – возмутилась Вероника Пална.

– Да что вы? – удивился Зяма. – А я…

Смекнув, что сейчас он скажет: «А я нипочем не дал бы вам больше сорока», после чего вторая тетка от удовольствия тоже потеряет дар речи и ничего больше нам не расскажет, будет только таращится на Зяму маслянистыми глазками, я локтем двинула братишку в клетчатый бочок и громко сказала:

– Дубинкин Петр Петрович – раз!

Дамы замолчали, а невыносимый Зяма тихонько пробормотал:

– Дубинкин – два, Дубинкин – три… Продано!

– Не будем отвлекаться! – с нажимом сказала я, пообещав самой себе нынче же вечером провести с братишкой разъяснительную работу на тему: «Правила поведения образцового Ватсона». – Кто, кроме Дубинкина?

– А… Э… Хруменко! – вспомнила Вероника Пална.

– Хруменко А.Э.? – уточнила я.

– Да нет, то ли Денис, то ли Давыд… На сборке он работал, хороший мастер был, еще из старых.

Я запротоколировала Дениса-Давыда Хруменко.

– Сидоркина Валентина, лакировщица, – продолжала неоценимая Вероника Пална.

Я посмотрела на нее с признательностью и подумала, что, пожалуй, попрошу Зяму в виде вознаграждения за ценную информацию подарить тетушке теплый поцелуй в щечку. Рано я радовалась: получателей четвертого и пятого ордеров Вероника Пална вспоминала с полчаса, не меньше. Живо переживающая за успех нашего дела Анна Егоровна уже и кофе своей забывчивой коллеге сварила, и винпоцетин подсунула! Зяма пристально смотрел на свидетельницу, вероятно, практикуя гипноз. Я грызла ногти, окончательно истребляя маникюр. Вероника Пална отчаянно сражалась со склерозом. Эту возрастную болезнь, в отличие от Зямы, моложавый вид роялевидной дамы не обманул.

– Лысый такой, с родинкой… – бормотала Вероника Пална. – Как же его звали-то? Что-то такое съедобное, к чаю… Сушкин? Баранкин?

– Бубликов? – не выдержала Анна Егорова.

Мы с Зямой встрепенулись и тоже включились в классическую игру «Лошадиная фамилия». Веронике Палне были предложены хлебобулочные фамилии в ассортименте: Пирожков, Тортенко, Батонов, Калачов, Сухарев, Крекеров и Пряников. Случайно забежавший в профком столяр, у которого, очевидно, были свои оригинальные традиции чаепития, выдвинул кандидатуры Стопарикова и Чекушкина.

– Чую, нам придется несладко! – со вздохом посетовал Зяма, обращаясь ко мне.

– О! Сахаров! – победно вскричала просиявшая Вероника Пална. – Сахаров его звали, Сергей Сергеевич Сахаров!

– Действительно, к чаю, – пробормотала кроткая Анна Егоровна.

Я записала Сахарова и требовательно постучала по столу карандашом:

– Осталось вспомнить последнего.

Последнего вспоминали еще минут двадцать. Процесс затянулся, потому что позабытая Вероникой Палной фамилия ни с чем у нее не ассоциировалась. Смутно помнились ей слегка раскосые глаза – да и только. В конце концов милейшую Анну Егоровну осенила гениальная идея. Она притащила откуда-то целую стопку запыленных фотоальбомов и заставила Веронику Палну просматривать групповые фотографии фабричных работников за сорок лет. Таким образом удалось выяснить, что незабываемые раскосые глаза имели место быть на скуластом лице сортировщицы Татьяны Хань.

Я с нескрываемым удовольствием приняла сортировщицу Хань пятым номером и перешла к следующему пункту программы: выяснению адресов списком. К моему великому удивлению и большому облегчению Зямы, который уже дико устал изображать из себя галантного кавалера, с адресами проблемы не возникло. Засидевшаяся Вероника Пална шустро сбегала в отдел кадров, где имелась картотека ценных специалистов. В этом бесценном банке данных нашлись и наши заслуженные пенсионеры В.К. Сидоркина, С.С. Сахаров и Т.П. Хань. К сожалению, уважаемых П.П. Дубинкина и Д.А. Хруменко в закромах отдела кадров не было, что, по утверждению кадровички Ольги Захаровны, могло означать только одно: ветераны музыкально-инструментального производства уже мастерят арфы для голосистых обитателей райских кущ.

– Пока живы – они всегда у нас тут! – торжественно заявила Ольга Захаровна, постучав коротким крепким ногтем по обшарпанному ящичку картотеки. И, воспользовавшись случаем, прочитала нам с Зямой короткую лекцию о состоянии дел в современном отечественном производстве роялей и балалаек.

Мы не посмели перебить строгую даму и узнали много интересного. Например, данные статистики, утверждающей, что каждый шестой взрослый россиянин обучен игре на каком-либо музыкальном инструменте, и бесспорный любимец публики – пианино. Я быстренько прикинула: в нашей семье пять вполне взрослых россиян: папа, мама, Зяма, я сама и еще наша бабуля, которая летом уезжает погостить к младшему сыну в Питер. Болезненной склонности терзать струны и клавиши никто не имеет. Видимо, статистика права, нам просто повезло, что нет шестого члена семьи: вот уж тот точно наяривал бы на пианино! А я терпеть не могу любительское музицирование!

Меж тем хорошо информированная кадровичка успела объяснить, почему из ее картотеки мастера уходят исключительно вперед ногами: оказывается, фронт производства музыкальных инструментов в постперестроечный период непоправимо оголился. Распался концерн «Росмузпром», который координировал деятельность двух сотен предприятий, общим итогом которой были стройные шеренги виолончелей и армады самоходных роялей. Фабрика «Кубаночка» перестала получать с разных концов большой страны чугунные станины, струны, футор, так что производство пианино пришлось свернуть и перейти к выпуску паркета, деревянных дверей и окон, корпусной мебели. Однако время от времени поступают заказы на реставрацию старых инструментов, и тогда запасливая кадровичка находит в своих закромах адресок нужного специалиста.

– Опыт и традиции переоценить невозможно! – резюмировала бесценная Ольга Захаровна, записав напротив фамилий Сидоркиной, Сахарова и Хань адреса и даже телефоны.

– Да, опыт и традиции – это вещь! – выдохнул Зяма уже за воротами фабрики. – Вижу, не зря ты, Индюха, детективы тоннами читала!

– Все в дело пошло! – согласилась я, оглянувшись на покинутое нами здание.

В окошко профкома махали платочками пожилые девушки Анна Егоровна, Вероника Пална и примкнувшая к ним Ольга Захаровна. Послав милым дамам последнюю улыбку, Зяма повернулся к фабрике широкой спиной и стремительно зашагал прочь. Я торпливо скакала следом, но постепенно отставала от брата. Даже на своих хваленых длинных ногах я не поспевала за Зямой, уносящимся прочь на крыльях вновь обретенной надежды. Перспектива обрести какую-нибудь «Хельгу» прежде, чем пантюхинские молодчики организуют нам личную встречу с усопшими мастерами Дубинкиным и Хруменко, стала более реальной.