Вообще-то девять метров — это не самый шик, у Черного Принца — десять с половиной, современный стандарт, а у Откина и вовсе пятнадцать, но директор лишь чуть усмехнулся, послушно прошел на кухню.
Крылов пошлепал следом, директор остановился возле стола, что занимает на современных кухнях половину пространства, повернулся к Крылову.
— Да садитесь же, — сказал Крылов почти грубо, от неловкости по спине бегали мурашки. — Не ждите приглашений. К чему церемонии? Все равно я не смогу создать вам такие же условия, как в вашем кабинете…
Василий Витальевич сел, кивнул с той же улыбкой на губах.
— Да и не захотите, — обронил он.
— Ну, это вы зря, — ответил Крылов, но вдруг ощутил, что этот Василий Витальевич прав, сейчас он не станет даже для президента страны передвигать стулья или вешать другие занавески. — Итак, меня зовут Константин Крылов…
Василий Витальевич прямо посмотрел ему в глаза:
— А меня Василий Витальевич. Вижу, вам это имя ничего не говорит. Может быть, это даже к лучшему.
— Хотите чаю? — спросил Крылов.
Василий Витальевич покосился на термометр, прикрепленный к оконной раме. Столбик крашеного спирта поднялся к черточке, напротив которой стояла цифра тридцать два.
— Неужели скифы пьют чай в такую жару? — спросил он с усмешкой. — Я думал, так делают только всякие там узбеки. Нет, спасибо. И мороженого не надо. У меня время в самом деле ограничено. Я просто отключил мобильник, иначе он бы нас достал.
Крылов положил локти на стол и приготовился слушать. Василий Витальевич погладил портфель кончиками пальцев, поинтересовался:
— У вас нет даже офиса?
— Нет, — ответил Крылов.
— И счета в банке?
— И в чулках нет, — ответил Крылов честно. — Посмотрите на кухню еще раз! Можете заглянуть в комнату, ладно уж…
— Извините, — ответил Василий Витальевич. В голосе в самом деле звучало раскаяние. — Но это привычка банкира не оставлять закупоренных норок. Понимаю, удивлены моим визитом. Но, вы правы, мир в самом деле стремительно начинает превращаться в единую нацию. Я не знаю, плохо это или хорошо, такая задачка больше для яйцеголовых… а мы — практики. Кстати, наш банк имеет отделения, как в США, так и в ряде других стран, так что уже как бы еще более единая нация банкиров и банковских работников. Но это в данном случае не важно. Важнее другое…
Он запнулся, Крылов спросил в упор:
— Что?
— Пожалуй, мы честолюбивы, как всякий молодой банк… И как банк, который поздно пришел к разделу пирога.
Крылов молчал, начиная смутно догадываться, куда он клонит. Усталые мозги со стоном слезли с печи… скорее с кошмы, что больше годится для скифа, а язык, выполняя их команду, начал ворочаться в пересохшем рту:
— Сколько вы готовы… пожертвовать?
Василий Витальевич улыбнулся одним уголком рта:
— Ого! Мы не ошиблись в вас. Вы не только смелые ребята, но и совсем-совсем не идиоты. Схватываете на лету. Понятно, ни один банк не в состоянии тайно переводить деньги или прятать, особенно при современном развитии Интернета, но если бы вы знали, какие суммы выделяются на всякие дурацкие презентации!.. Понятно, для самого банка это крохи, но для вашей крохотной организации… пока что крохотной!.. полмиллиона долларов, даже пара сотен — деньги?
Он смотрел с легкой насмешкой, замечая и голодные глаза, и потрескавшиеся от жажды губы, не говоря уже о нищенской обстановке кухонки, замечая лопнувшие кроссовки, даже сломанную змейку на джинсах, из-за чего пришлось зашить снизу, и теперь Крылов проделывал в писсуарах акробатические трюки, стараясь вытиснуться и не разорвать шов.
— И что мы должны обещать взамен? — спросил Крылов почти враждебно.
Он несколько мгновений внимательно смотрел ему в лицо. Узкие губы банкира дрогнули в сдержанном одобрении.
— Вы откажетесь от любых денег, — констатировал он, — но обязательств на себя не возьмете.
— Верно.
— Никаких!
— Тоже верно, — согласился Крылов.
— Это нелогично, — спокойно сказал банкир, — но этот вариант тоже был просчитан.
Крылов кивнул:
— Не сомневаюсь. В банках должны быть хорошие аналитики.
— И этот вариант, — продолжил он медленно, не сводя с Крылова глаз, — вы тоже просчитали… может быть. Итак, мы выделяем вам полмиллиона долларов без всяких условий.
Как ни пытался Крылов сдерживаться, он всхлипнул, словно его лягнул конь в солнечное сплетение, изо рта вырвалось:
— Сикоко?
— Полмиллиона, — повторил Василий Витальевич с удовольствием. — Пятьсот тысяч. Вам не нужно за них отчитываться. Это просто… просто так.
Он открыл портфель, оглянулся на окно. Крылов жил на десятом этаже, перед домом пустырь, где строители забили колышки для строительства дома, но пока не появлялись больше.
— Задерните занавеску, — посоветовал банкир.
Крылов послушался, а когда задергивал, за спиной мягко зашуршало. Оглянулся: Василий Витальевич вываливал из портфеля пачки. Их была масса, зеленые пачки долларов в банковских упаковках. Пятьдесят пачек, как он понимал, ведь пакуют их по десять тысяч, какие тонкие, в гангстерских фильмах выглядят толще…
Василий Витальевич аккуратно застегнул портфель, поднялся. Глаза его весело блеснули:
— А чаю или что-нибудь покрепче попьем как-нибудь в другой раз. Все, больше не могу задерживаться! Извините…
Крылов проводил его до двери. Телохранители ждали на тех же местах, а при появлении Крылова, как ему показалось, их руки инстинктивно дернулись к поясным кобурам скрытого ношения.
Крылов спросил тихонько:
— И что вы предполагаете получить… когда-нибудь?
Один из телохранителей быстро достал мобильник и отрывисто бросил пару слов. Второй подбежал к лифту, нажал кнопку вызова. Василий Витальевич пожал плечами:
— Считайте, это просто чутье. Чутье банкира, который сумел с нуля создать консорциум банков.
Их взгляды встретились. Крылов ощутил, что они прекрасно понимают друг друга. Чутье заглядывает дальше, чем аналитики. Чутье опирается на те подспудные чувства, желания, страсти и страстишки, что движут нами, как зорко следит и за возвышенными. Их причудливую смесь никакие аналитики не могут проследить, а вот чутье…
Лифт, мягко урча, подъехал, двери распахнулись. Один из телохранителей тут же вошел в кабину, а второй стремглав бросился вниз по лестнице. Дверь захлопнулась, лифт пошел вниз. Крылов вспомнил гору из зеленых кирпичиков нарезанной бумаги на его кухонном столе, по спине пробежал озноб, а ладони внезапно вспотели.