Увидев указатель на Монино, Матвей несказанно удивился. Это была та самая дорога, по которой он раза два приезжал в Глинки – бывшую усадьбу Брюса. Воистину, сегодня день совпадений! Сначала Преображенский Вал, теперь Глинки. У него появилась странная уверенность, что Калмыков везет свою даму именно туда. Интересно, где они собираются остановиться? Неужели в санатории?
Бывшую барскую усадьбу давно приспособили под здравницу, а когда неподалеку обнаружили целебный минеральный источник, то взялись лечить этой водой желудочно-кишечные заболевания. В подмосковной резиденции колдуна и чернокнижника устроили лечебное учреждение. Такая вот проза жизни...
Однако «Мерседес» проехал указатель к санаторию и свернул на боковую дорогу, ведущую к близлежащему сельцу – Ласкину. Преследовать его становилось опасно – на проселке машины попадались редко, и Калмыков мог заметить «хвост». Матвею пришлось сильно отстать. Красный джип быстро удалялся... но выбора не было. Придется позволить Калмыкову оторваться, потом подъехать к Ласкину, спрятать машину на окраине и пешком пройтись по улицам. Яркий автомобиль бросается в глаза. Вариант приемлемый, если «Мерседес» не свернет еще куда-нибудь.
– Свернет, значит, сегодня не судьба, – прошептал Матвей.
Выждав минут двадцать, он так и поступил. Оставил «Пассат» в лесопосадке и быстрым шагом добрался до убранных сельских огородов, которые чернели вдоль усыпанной гравием дороги. Для здешней местности – довольно приличной. Темнело. По вспаханным полосам разгуливали вороны, искали, чем бы поживиться... За огородами виднелись поросшие лесом холмы и чуть правее – редко разбросанные среди желтых садов деревянные дома. Мокрые рябины у заборов, низкие облака и пронизывающая сырость наводили тоску.
Матвею не пришлось далеко идти. Прямо за покрытой толем развалюхой с забитыми крест-накрест окнами он наткнулся на «Мерседес» Калмыкова, припаркованный между бывшим дощатым хлевом и старыми грушевыми деревьями. В соседнем с развалюхой домике светились два окна. Вероятно, он и послужил приютом для двух странников.
Матвей пробрался сквозь заросли малины поближе к этим окнам. Увы, их закрывали плотные занавески. Похожий на избушку домик, видимо, был срублен недавно, на месте старого по скромному проекту. На углу крыши торчала печная труба, высокое крыльцо украшали перила и резной навес. Компактно, прочно, удобно, со вкусом. Во дворе вырыт колодец. Трухлявые бревна от прежней постройки перерублены на дрова и сложены в поленницу, накрытую брезентом.
Ветер принес запах навоза, дыма и домашнего хлеба. Матвей, сглотнув слюну, вспомнил, что он голоден.
«Что я здесь делаю? – спросил он себя. – Как последний дурак, выслеживаю любовников? Глупо... и бесполезно. Но почему они выбрали для встреч такое глухое местечко? Неужели в городе нельзя было снять квартиру?»
Он стоял, пригнувшись, в малиннике, ощущая ползущий по спине холод и проклиная свое любопытство и болезненные фантазии Ларисы. Тонко зудели комары. Под ногами потрескивали ветки. «А вдруг завтра утром в этой избушке найдут растерзанное тело молодой красивой женщины? – прозвучал у него в ушах ее голос. – Что ты тогда скажешь?»
– Тьфу, тьфу... – суеверно сплюнул Карелин.
Он вспомнил о фотоаппарате, достал его из кармана и сделал несколько снимков с разных позиций – так, чтобы в кадр одновременно попали зад «Мерседеса» с номерами и часть избушки. Замигала вспышка. Получилось! Теперь у него на руках – неоспоримые доказательства пребывания здесь Калмыкова. Авось, пригодятся...
Матвей сам себе был противен. Опустился до уровня банальной слежки за неверным мужем! В то время как вряд ли имеет на это моральное право, потому что сам спал с Ларисой. Бывший любовник жены, словно ищейка, выслеживает супруга, которому наставлял рога. Полный идиотизм!
– Почему я это делаю? – пробормотал он и посмотрел на часы.
Нужно возвращаться в Москву. Пока он доедет обратно, будет ночь. Того и гляди, дождь хлынет. На небе – ни звездочки.
В селе надрывались собаки. Где-то недалеко прогромыхала телега, возница лениво погонял лошадь, однообразно шумел под порывами ветра сад. Вокруг – ни души. Сельцо маленькое, добрая половина домов брошены и заколочены. Кричи, не кричи – никто не услышит. Хотя... кому тут кричать-то?
Матвей медлил, невольно напрягая слух – не донесутся ли из домика вопли о помощи? Тогда у него появится повод ворваться... и спасти прекрасную даму из рук маньяка-убийцы.
«Ты свихнулся, парень, – сказал он себе. – Безумие заразно. Калмыков и его женщина сейчас преспокойненько растопят печку, накроют на стол... выпьют, закусят и улягутся в постельку. А ты торчишь тут, голодный и уставший, кормишь комарье... и придумываешь оправдания, почему не встретился с Мими. Астра тебя не похвалит!»
Он выругался и покинул свой пост, продираясь через колючки. Хорошо, хоть забор никудышный – наполовину гнилой, с прорехами и дырами. Хозяин избушки, к счастью, еще не обнес свои владения новеньким частоколом. Выбравшись на дорогу, Матвей обнаружил, что испачкал туфли и брюки. Чертыхаясь, он отряхнулся и зашагал к лесопосадке, куда загнал машину. Непроглядный мрак стоял вокруг. Огни человеческих жилищ терялись вдали, между холмами. Ему вдруг стало зябко, неуютно, тревожно...
На обратном пути он с трудом преодолел искушение заехать в санаторий – то бишь, имение Брюса, чтобы без помех полюбоваться двухэтажным господским домом, ощутить неповторимую ауру этого последнего пристанища «птенца гнезда Петрова». Если у графа были заветные тайны, он укрыл их там... в длинных подземных галереях усадьбы, которые тянутся, разветвляясь, далеко-далеко...
Воображаемые картины прошлого этой усадьбы развернулись перед ним. Горделивый фасад с тремя врезанными в него арками, с открытыми колонными лоджиями наверху – многолик. Своды украшены каменными масками, каждая из которых – неповторима. Эти причудливые лица гримасничают, улыбаются, невозмутимо взирают на каждого, кто собирается войти в дом. Время наложило на них отпечаток ностальгической грусти. Некогда к главному входу подъезжали кареты вельможных гостей из Москвы и Петербурга, экипажи соседей-помещиков. Ярко пылали люстры за окнами, слуги с факелами стояли по обе стороны аллеи...
В центральном нижнем зале разжигали громадный очаг, какие Брюс видел в Голландии. Здесь можно было зажарить целого убитого на охоте кабана...
«Очаг! – промелькнуло в сознании Матвея. – Охота на кабана...»
Граф любил устраивать пышные и причудливые развлечения – кроме музыки, обильного угощения, фейерверков и катания на коньках по замерзшим посреди лета прудам он удивлял гостей разными колдовскими штуками. То девку механическую заставит себе прислуживать, то дракона железного запустит в небо. В парке, разбитом на манер французского сада, пересечениями аллей и дорожек была выписана магическая фигура – планетный знак Венеры – и заключены масонские символы. На одной из зеленых лужаек пряталась Эолова Арфа: беседка, где звучала музыка без участия музыкантов. Слуги и садовник старались держаться подальше от этого места. Дворовые до икоты боялись своего хозяина и подчинялись ему беспрекословно...