– Еще более сомнительно, что Губанова его не узнала, приняла за свою подругу и впустила в квартиру.
– Марианна, по ее словам, тоже обманулась, раз приехавшая за гробом дама не вызвала у нее подозрений, – сказала Ева. – А она девушка наблюдательная.
– Ладно, давай спать, – вздохнул Смирнов. – Завтра нам предстоит чудненькое развлечение.
* * *
Утро следующего дня выдалось ясное, но ветреное. Марианна решила прийти на работу пораньше, еще раз проверить – все ли продукты привезли, достаточно ли посуды, как расставили на столах живые цветы. Она немного волновалась, наверное, перед праздничной церемонией.
После часу дня приедет повар из японского ресторана, господин Уэхара Масакацу, и два его помощника. Они будут готовить угощение. Марианна заказала целую коробку ситими-тогараси – молотой смеси из кайенского перца, сушеных апельсиновых корочек и пяти видов зерен. Господин Масакацу не любит экономить специи.
Но не только предстоящие хлопоты тревожили докторшу. Вчерашний разговор с сыщиком о Кутайсове взбудоражил ее. Как она могла забыть о подслушанной ссоре? Слава богу, эта женщина… Ева… пришла в Кухню-гостиную и пристала с расспросами. Ее слова неожиданно вызвали в памяти Марианны тот давний эпизод. То, что Зина угрожала Аркадию каким-то разоблачением, а он обещал заставить ее замолчать, в корне меняло дело.
Госпожа Былинская вздыхала, бесцельно шагая из угла в угол. Она провела бессонную ночь и чувствовала себя скверно. Пойти прогуляться, что ли? До приезда поваров еще уйма времени.
Она надела легкий жакет, темные очки и, ни у кого не спросясь, вышла из салона.
Ветер раскачивал развешанные во дворе гирлянды и бумажные фонарики, гнул тонкие мачты с прикрепленными к ним разноцветными флажками. Саша Мозговой возился у водоема с лотосами, что-то вылавливал большим сачком с длинной ручкой. Увлеченный своим занятием, он даже не повернул головы.
Марианна вышла за ворота. Она не знала, куда идет, и не думала об этом, полностью погруженная в воспоминания. Оказывается, отношения Зины и Кутайсова были не совсем такими, как она представляла себе до сих пор…
Нищий вынырнул из-за угла соседнего дома и поспешил к ней. Сегодня он был почти трезв, не так грязен и в хорошем расположении духа.
– Хочешь выпить? – предложил он Марианне, протягивая початую бутылку водки.
Она вскрикнула, резко отшатнулась.
– Фу ты! Напугал, окаянный…
– А ты не задумывайся, – прохрипел он простуженным голосом. – Мысли-то небось нечистые одолевают? Сатана только и ждет, дабы уловить слабую душу в свои сети. Беги от сатаны, девка, пока цела!
– Что ты привязался с этим сатаной? – возмутилась Марианна. – Придумал бы чего поновее!
– Любви хочу, – пробормотал он, опуская глаза. – Будешь меня любить? Господь велел чадам своим расточать блаженство вкруг себя, аки светило небесное расточает лучи свои.
Она нервно шагала по улице, попрошайка семенил рядом. От него даже не воняло. Былинская удивленно взглянула на нищего. Пожалуй, он мог бы прилично выглядеть, если сменить его тряпки на нормальную одежду.
– «Аки светило»! – передразнила она. – Ты на себя в зеркало смотрел, чучело? Еще о любви какой-то просишь. Молодой ведь, здоровый. Не стыдно подаянием жить?
Нищий забежал вперед нее, преданно заглядывая в глаза.
– Не стыдно, моя принцесса, отрада души моей! Я шибко жизнью обижен. Продали меня бывшие друзья за тридцать сребреников, иуды! Выслушай меня, девка, не гони…
– Ладно. – Сама того не ожидая, Марианна прониклась к попрошайке жалостью. – Рассказывай свою историю. Только быстро, мне на работу возвращаться пора. Вышла развеяться, а тут тебя нелегкая принесла! – Она тяжело вздохнула, сворачивая во двор жилого дома. – Идем, там лавочка есть.
Сидя на некрашеной скамейке под молодым кленом, госпожа Былинская выслушала долгую, надрывную исповедь нищего.
Оказывается, был он, как все, приличным человеком, работу имел хорошую, занимался горнолыжным спортом и даже достиг некоторых успехов на этой тернистой стезе. (Марианна мысленно похвалила себя за проницательность: она так и подумала, что попрошайка – бывший спортсмен. Возможно, встрепенулось в ее сердце первое чувство к изменнику-мотоциклисту, напомнило о себе тоской по несбывшемуся.) А потом пришла беда – пришлось выступать вместо заболевшего члена команды на сложной, незнакомой трассе. Упал, сломал ребра, ногу и сильно ушиб позвоночник. С трассы его унесли на носилках, очнулся в палате после тяжелой операции, от боли мутилось сознание, чернота застилала глаза. Еще две операции стоили ему всех заработанных прежде денег. А до выздоровления было далеко. Родители помогать не могли – отец умер год назад, мать-пенсионерка сама слегла, услышав страшную новость. Пришлось продать комнату в московской коммуналке, заплатить за лечение, раздать долги. Кочевал из больницы в больницу, от профессора к профессору. Светила вздыхали, качали головами, назначали новые лекарства и процедуры. И все это стоило денег.
Тренер приходил несколько раз, приносил фрукты, собранные ребятами деньги – смешную сумму по сравнению с его расходами на медицину. Друзья сначала навещали, потом стали приходить реже, а скоро совсем забыли невезучего товарища. Девушка, на которой он собирался жениться, пряча глаза, сказала, что между ними все кончено. В сущности, правильно сделала. Зачем ей инвалид? Жизнь нынче напряженная, сложная и жестокая. К проигравшим.
Вышел из больницы гол как сокол – разочарованный, отчаявшийся, едва живой. Идти некуда, жить не на что. На работу никто не брал. Кому нужен работник, которого ветер шатает? О спорте пришлось забыть. Мать через полгода умерла, оставила домик в Подмосковье. Его тоже пришлось продать, чтобы оплатить очередной курс лечения.
– На ноги-то меня врачи поставили, а жизнь принимать отказывалась, выбрасывала на обочину бывшего героя, – вздыхал нищий. – Куда деваться? Начал пить, связался с бомжами, такими же пропащими, как сам. И пошла черная полоса – вокзалы, подвалы, холод, голод и грязь. Никто руки не протянул, не предложил чудесного спасения. Стал побираться… Сначала стыдно было, но я срам водкой заливал. Так и пристрастился. Подаяние – все же не воровство. Люди сами дают – главное, найти к ним правильный подход.
Увлеченный рассказом, попрошайка незаметно перешел на нормальный язык вместо той монашеско-юродивой болтовни, которой он пользовался раньше. Лицо его преобразилось, даже глаза стали другими – ясными и умными.
– Ну, сейчас у тебя здоровье поправилось, – уже по-другому, с проблеском уважения сказала Марианна. – Почему не идешь работать?
– А зачем? – удивился нищий. – Люди подают – слава господу нашему! – не дают пропасть божьему человеку.
– Разве тебе не хочется вернуться к прежней жизни?
– Она меня отвергла, – горько сказал попрошайка. – Выплюнула, как верблюд жвачку! И я на нее крепко обиделся. Не нужна мне энта изменщица! – снова перешел он на свой жаргон. – Буду жить по-своему, по собственному разумению и господнему повелению. Мне сейчас хорошо: тепло, сытно, и выпить всегда найдется. Вот ты еще полюби меня – тогда вовсе пойдет жизнь-малина! Я мужик хоть куда – и ростом, и всем вышел. Ты не боись, травма на мои… мужские способности не повлияла. Да и не это главное. Душа тепла просит! Ты меня душой полюби, а за ней и тело пойдет, как бычок на веревочке.