И очень скоро стрельнуло в мозг. Через кратчайший миг, в котором три-пять десятков оборотов этой планеты вокруг ее центральной звезды. Таких же мгновенных, как обороты электрона вокруг атомного ядра.
Ничего не видя вокруг себя от горя, я поднялся почти на ощупь, старый и дряхлый в своем теле тридцатилетнего, что неизбежно – неизбежно! – скоро превратится в гадящую под себя развалину, а я так и буду в нем, заключенный навеки… на тот остаток мгновения, которое…
Огонь вспыхнул с громким хлопком, ожег пальцы. Это я чересчур долго подносил спичку к горелке, а кран уже открыл. Если бы зазевался надольше, то мог бы и не дожить до дряхлости. Тьма и холод наступили бы сразу.
– И все-таки, – сказал я дрожащим голосом, – я есть… Триста миллиардов сперматозоидов мчались к яйцеклетке, но врата открылись только одному! Значит…
Та доктрина христианства, мелькнула в голове горячечная мысль, что человек рождается уже грешным, в новом учении должна звучать примерно так: человек рождается уже должным. Обязанным. Призванным! Ибо если именно я сумел обогнать всех, внедриться в яйцеклетку и дать ей жизнь, то на меня и падет вся ответственность. Остальные триста миллионов погибли для того, чтобы я сумел, достиг, свершил…
В комнате раздался резкий звонок. Я подпрыгнул, кофе из джезвы плеснул на синюю корону пламени. На миг погасло, но послышался хлопок, горелка вспыхнула, только с одного края венчик был ниже, а пара дырочек выпускала со свистом газ, я сразу же уловил опасный сладковатый запах.
Звонок повторился. Мне бы заняться горелкой, но, повинуясь алгоритму, метнулся к телефону, рука заученно подхватила трубку:
– Алло?
Густой сильный голос прогудел из мембраны:
– Привет, Егор. Как жизнь?
– Терпимо, – пробормотал я. – А как ты?
– Да так… Мы с Настей идем по твоей улице. Были в новом универсаме, что открылся на перекрестке… Там, кстати, очень хорошее шампанское! И совсем недорого. Настя уговорила меня взять пару бутылок… Ну, ладно-ладно, я ее уговорил…
Я оглядывался на раскрытую дверь кухни, а мой разумоноситель ответил на привычных алгоритмах:
– Шампанское? Да еще на халяву? Давай, не проходи мимо. У нас там вместо кодового замка теперь домофон, набирай номер моей квартиры… К шампанскому что полагается?
В трубке хохотнуло:
– Шампанское хорошо и без приложений. Оставь эту русскую привычку обязательно закусывать.
Послышался щелчок. Я посмотрел в мембрану, как обычно смотрят на губы говорящего. Кроме звуков, есть еще мимика, а по сжатым или распущенным губам понимаем больше, чем по самим словам.
Посмотрел, меня отбросило, словно я ощутил сильнейший удар в лоб. За ровной решеткой мембраны страшно чернеет космос. Прямо от зубчиков уходит вдаль жуткое пугающее пространство бесконечности. Меня осыпало холодом, пальцы едва удерживали трубку, тяжелую, как Баальбекская плита. Вздрагивая, я с усилием попытался рассмотреть искорки звезд, но из черноты на меня смотрела только смерть.
– Почему? – прошептал я. – Почему?
На кухне пахло газом. Постучал по горелке, накипь осыпалась, огоньки вспыхнули с прежней силой и со всех сторон железного закопченного венчика. Форточка открыта, о взрыве можно не беспокоиться…
О чем я думал? Ах да, проблемы Добра и Зла теперь смотрятся совсем иначе. Добро – то, что позволяет развиваться. Кристаллам, амебам, человеку, Вселенной, обществу. А Зло – что замедляет, тащит в инстинкты, в небытие, в упрощение.
Вселенная же постоянно расширяется, усложняется, в ней появляются новые элементарные частицы, новые сочетания атомов, новые структуры, новые существа. Добро, в принципе, победит обязательно. Но в отдельных звездных системах, на отдельных планетах, в отдельных странах, отдельных общностях и человечках Зло может побеждать.
Даже в масштабах Вселенной Добро натыкается на трудности: надо ж еще переломить сопротивление косной материи! А сопротивление Ничто, Небытия? Итак, борьба Добра и Зла до самых сложнейших образований, как духовная жизнь человека, его внутренний мир, идеология, философия, новые пути познания и овладения…
Да, завернул я круто, голова трещит, словно мокрая простыня на морозе.
Кофе допивал большими глотками, а когда раздался звонок домофона, заковылял с чашкой в руке.
– Леонид?.. Открываю.
Щелчок, попискивание, я успел помыть чашку, когда в прихожей раздался звонок. Леонид улыбался, улыбалась Настя, но мое сердце замерло, а губы застыли как в открытом космосе: за ними я увидел черноту небытия.
– Рад вас видеть, – говорил разумоноситель, – проходите… Давай шампанское в холодильник… Да сразу в морозилку, у меня там восемнадцать по Цельсию… Ага, чтобы пробкой потолок разбило?..
Пока мы с Леонидом пробовали новые программы: теперь каждый в состоянии лепить компьютерные игры любого направления, жанра и сложности, Настенька с удовольствием оккупировала кухню. У здешних существ планеты две базовые радости: есть и размножаться, что вылилось в создание сложной кулинарии и разветвленной школы сексуальных ритуалов.
С кухни потянуло вкусными запахами. Звякала посуда, вода прожурчала в чайник, донесся смех Насти, явно не туда повернула кран, тот у меня с придурью.
Леонид оглянулся, сказал тихонько:
– Хоть это ее отвлечет… Понимаешь, совсем свихнулась на чтении старых мудростей… Ну, предсказания египетских жрецов, нострадамусов, халдеев. Так туманно, что толковать можно как хочешь! Но даже когда ясно о грядущем нашествии саранчи, столь частой в те годы, то нынешние придурки находят предсказание атомной бомбы, экологических бедствий, нашествия мутантов и даже инопланетян!.. На беду, она в самом деле отыскала одно, от которого я хотел бы ее уберечь…
На короткий миг его блестящие глаза исчезли. Из темных впадин выползала пустота, ничто, небытие. Я вздрогнул, глаза Леонида, серые и необычно грустные, сканировали экран, моей бледности не заметил.
– Ко-то-рое? – прошептал я.
– Которое сбудется, – сказал он мрачно, глаза не отрывались от трехмерной графики.
Я стиснул кулаки, задержал дыхание, что-то из меня рвалось страшное, но молчать нельзя, подозрительно, я выдавил:
– Какое?
– У всех называется по-разному. Где Рагнарек, где Армагеддон, но суть одна – мир погибнет в огне.
Я поежился:
– Ты о той комете?
– Да, – ответил он невесело. – И самое худшее, что астрономы как воды в рот набрали. Никто, ни один не проронил ни слова.
– Почему?
– Понимаешь, если бы был хоть один шанс, что это ошибка в вычислениях, о грядущей катастрофе трубили бы во всех газетах. А потом, когда комета прошла бы в опасной близости, вызвав лишь небольшую приливную волну на побережье Голландии, все бросились бы поздравлять друг друга с веселым фейерверком… такая комета две ночи превратит в день!.. Но все обсерватории молчат, словно им уже разбило все телескопы, а астрономам вбили их предостережения обратно в глотку вместе с выбитыми зубами.