– А на работе она сегодня была?
Авдеева покачала головой.
– Нет. Она заболела. Горло… Поэтому я и волнуюсь. Звоню, звоню, а ее нет.
– Раньше она уходила ночевать к соседям?
– Не знаю. Раньше Галя не была так напугана. Да и Игорь обычно был дома. В командировки он ездит редко, все вечера проводит у телевизора. Домосед.
Пономарев кивнул, размышляя о том, что люди имеют совершенно неправильное представление друг о друге.
– Простите, Людмила… я буду с вами откровенен, насколько возможно. Мне не нравится, что вашей приятельницы нет дома. Очень не нравится. Конечно, всякое бывает – телефон неисправный, тысяча разных случайностей, но… Давайте вместе подумаем, где она может быть.
– Ну… «скорая» забрала, например.
– С горлом?
– Да… вряд ли, – вздохнула Авдеева. – Тогда не знаю.
– Она вам говорила, чего боится?
Людмила Станиславовна кивнула.
– Я ее понимаю, Артем Михайлович! Меня саму мучили такие же страхи. Это ужасно! Вы будете смеяться надо мной, но я десять лет назад боялась, что наш директор, Никитский, хочет меня убить. Глупо! Он как будто ухаживал за мной, и в то же время…
Она тряхнула головой, отгоняя неприятные воспоминания.
– Никитский? – переспросил Артем. – Вы думали, что он… Но почему?
– Черт его знает! Он так странно себя вел… потом, конечно, все это прошло. Но тогда… Боже, что мне довелось пережить! Я ведь подозревала, что это он убил Изабеллу Юрьевну. Представляете? Я часто видела его машину у нашего дома. Он ее прятал… А я, как будто нарочно, натыкалась на нее повсюду. И в то утро… когда Изабелла… когда ее нашли мертвой… я снова увидела его машину. Дмитрий был растерян, а у него на руке я заметила царапину. Я была просто уверена, что он убийца! Но все оказалось по-другому… Теперь мы точно знаем, что убивал не Дмитрий.
– Да… в таких делах не стоит спешить с выводами, – согласился Артем. – А какие у Никитского отношения с женой?
– Никакие… То есть, они продолжают жить вместе, но это скорее привычка, нежелание что-то менять. Думаю, Дмитрий и Лена давно чужие друг другу люди. Никитский любит женщин, открыто за ними ухаживает, а Лена… Сами подумайте, какой жене это понравится?
– Пожалуй, таких найдется немного, – усмехнулся Артем. – А Галина Павловна не говорила вам, кто хочет ее смерти? Ну, может, намекала…
– Нет. Но я заметила, что за ней настойчиво ухаживает Никитский. И я вспомнила… когда это происходило со мной, я боялась. Он… странный. Вдруг Галя считает, что это Дмитрий Сергеевич собирается ее убить? Я ведь думала так! Поэтому она и не говорит… Я тоже никому не могла признаться. Сколько лет прошло, прежде чем я рассказала об этом вам.
– А Лена, жена Никитского, не ревнует?
– Не настолько, – улыбнулась Авдеева. – Да и привыкла за годы совместной жизни. Дмитрий Сергеевич за женщинами бегает, но с женой не разводится. Наверное, она смирилась.
– Когда вы сегодня первый раз позвонили Галине? – неожиданно сменил тему Артем.
– В обед, кажется… или нет, после… часов в пять.
– А говорите – целый день!
– Ну… это так, образно говоря, – смутилась Авдеева.
– Понятно. А Никитский сегодня был на работе?
Людмила Станиславовна наморщила лоб, вспоминая.
– Кажется, с утра был. Потом не помню. Впрочем… вечером я его уже не видела. Значит, Дмитрий Сергеевич просто раньше ушел.
– Спасибо вам, Людмила Станиславовна, – сказал Артем, вставая. – Уже поздно, я пойду. Вы мне очень помогли. Только о нашем разговоре никому ни слова, даже Галине.
– Что вы! Я понимаю. Не беспокойтесь.
Она проводила Пономарева и, закрыв за ним дверь, вернулась в гостиную и снова набрала номер подруги. В квартире Яковлевых никто не снимал трубку.
Бледное солнце медленно подбиралось к изголовью дивана.
Фарид открыл глаза и потянулся. Глянув на белый четырехугольник окна, он вспомнил, что ему снилось. Ему снилась Анна, удивительная женщина, хозяйка квартиры напротив, в которой он самовольно устроил спортзал. На его лице появилась улыбка, когда он представил себе ее, идущую босиком по ночной улице, по влажному от росы асфальту… Вчерашний скандал, устроенный Корой, нисколько не повлиял на Фарида. Теперь Анна стала казаться ему еще более желанной, необыкновенной и беззащитной, нуждающейся в его мужской силе и здравомыслии.
Но Кора… Просто ужас, во что может превратиться женщина, которая трясется от злобы и считает, будто она имеет право предъявлять какие-то претензии. Смуглая и тонкая Кора, неистовая в постели, потеряла всю свою былую привлекательность в мгновение ока.
«Разве я любил ее? – спросил себя господин Гордеев. – Нет… невозможно. Любить женщину – это другое. С Корой я делил постель, не более. Но и это желание пропало».
Перед ним снова встало лицо Анны и то, как она взяла у него туфли… – без расспросов, без тени смущения, без оправданий, легко и свободно, как все, что она делала. Казалось, он давным-давно знал ее, каждое ее движение, каждый поворот головы…
Фариду часто снилась по ночам корабельная качка. Сначала он решил, что это последствия плавания на «Хабаровске». Но на «Хабаровске» не могло быть ни криков гребцов, ни треска мачты, ни соленых брызг, забивающих дыхание, ни рева волн, перекатывающихся по деревянной палубе… Разве что духота в каюте, заливаемый мутной водой иллюминатор и сосущая боль в области солнечного сплетения, вызывающая тошноту.
Иногда Фариду казалось, что он плавал по совсем иным морям – теплым и синим, как южное небо, качающееся над кораблем, по ночам следящее за ним яркими глазами-звездами. Когда-то в прошлом он выбрал нелегкую судьбу воина, и гул сражений заменил ему музыку небесных сфер. Может быть, еще тогда, на пыльных и суровых дорогах войны, он встретил женщину, похожую на Анну. Она играла на арфе, мелодично смеялась, пила вино и вела спокойную беседу за столом. Она была словно чайка, летящая над горизонтом… свободная и легкая… захваченная ощущением простора и стремлением в бесконечность, ничем не обремененная, светлая…
Тяжкие земные путы не позволили Фариду подняться в далекое синее небо вместе с ней… Может быть, у него было другое тело и другое имя. Или все это только сны? Загадочные, как жизнь по ту сторону облаков? Кажется, там обитают боги, великие и всемогущие, до которых не дотянуться…
Гордеев тряхнул головой, отгоняя видения. Они начались у него, как только он покинул Питер, еще в поезде, несущем его на Дальний Восток. Эта тяга к необозримым просторам, которую он не мог удержать в своем сердце, несла его по миру, как ветер несет корабль по волнам.
Вернувшись в Петербург, он встретил Анну. Здесь, среди скученных каменных громад, тусклого воздуха и плеска невской воды, она показалась ему солнцем среди туч. Ее мягкий свет рассеял тьму, в которой спала его душа, подобная уставшему воину. Он проснулся, и вместе с ним проснулась тоска по счастью… Женщины, которые были в его жизни – Надя, Йоко, Кора, – напоминали ему теперь искусственные цветы. Есть люди, похожие на пустые гнезда. Птицы покинули их, и ветер выдувает последние перышки и соломинки.