Юрий сам себе был противен, но ничего не мог поделать. Чем больше он думал о поездке Анны на ночь в Андреевское, тем сильнее ему хотелось видеть все происходящее, каждую мельчайшую деталь. Да, это недостойно, низко… Но он не может отказаться! Любовь к Анне победила все, даже его мужскую честь. Черт с ними, с приличиями! В конце концов, он увидит, что она делает в этом доме, который купила тайно от него.
Когда Салахов принял окончательное решение, ему стало легче. Он набрал номер родителей.
– Юрочка! – запричитала Владилена Карповна, услышав голос сына. – Как ты там, дорогой? Не забываешь обедать? Вряд ли твою… жену волнует твое здоровье, сынок. Поэтому заботься о себе сам. Такая уж у тебя горькая судьба!
– О боже, мама! Прекрати эти дешевые трюки, умоляю тебя. Все твои грандиозные замыслы поссорить меня с Анной шиты белыми нитками. Сколько можно? Неужели тебе до сих пор не надоело?
– Поссорить вас?! – завопила Владилена Карповна, вне себя от возмущения. – Я ночей не сплю, только и думаю, что о вашей семье. Деток бы вам бог послал, тогда все было бы по-другому. Но эта женщина…
– Да-да, я все знаю, мама! – перебил ее Юрий. – Не утруждай себя очередным повторением трагического монолога несостоявшейся бабушки.
– Какой ты циник, Юра! Это она сделала тебя таким – черствым, бездушным. Она отучила тебя уважать твою мать! Она…
– Мама, – сказал Юрий, давно научившийся не обращать на подобное внимания. – Вас ни разу не пытались ограбить?
Владилена Карповна замолкла, будто наткнулась на невидимую преграду. Несколько минут она пыталась сообразить, о чем ее спрашивают.
– Ограбить? – переспросила она в недоумении. – При чем тут…
– Конечно, ни при чем. Просто скажи, вашу квартиру когда-нибудь посещали воры?
Владилена Карповна задумалась. Что-то такое было, давно…
– Кажется, да, Юрочка. А почему ты спрашиваешь?
– Интересно. Взяли что-то?
– В смысле украли? Да… то есть, нет… Все перевернули, все шкафы, комоды. Да, помню. Папа ужасно кричал, ведь у него в кабинете вытряхнули из ящиков все бумаги, папки, блокноты. Его чуть удар не хватил. Ты же знаешь, как он привязан к своим вещам.
– Когда это случилось?
– Когда?.. – Владилена Карповна пыталась вспомнить. – Лет двенадцать-тринадцать назад. Я уже забыла.
– Милицию вызывали?
– Нет. Ведь ничего не пропало. Впрочем, у нас никаких особых ценностей нет.
– А почему я ничего не знал?
– Тебя не было. Ты как раз уехал… И потом, зачем зря тебя расстраивать? Если бы что-то украли, тогда конечно. А так…
Юрий Арсеньевич поговорил еще немного с матерью, и у него разболелась голова. Почти всегда после разговора с ней он чувствовал себя подавленным: настроение портилось, появлялось желание выпить. Но пить в такую жару…
– Любовь Тимофеевна! – подчеркнуто официально окликнул секретаршу Салахов. – Принесите холодной воды.
Любочка засияла, как будто выиграла миллион, и, не помня себя от счастья, понеслась к холодильнику.
Господин Салахов сидел в своем шикарном кабинете и не подозревал, что целый день около его дома простоял белый «фольксваген», в котором Кора Танг вынашивала планы мести. Она должна во что бы то ни стало узнать две вещи: как Анне Левитиной удается столь потрясающе выглядеть и где она берет деньги. Овладев этими тайнами, она всем покажет! Всех сумеет поставить на место! И Фарида, и эту его новую пассию, и саму Анну, и ее богатенького муженька!
Кора Танг тоже располагала информацией, что Анна Наумовна собирается в четверг ехать в Андреевское, и решила этим воспользоваться.
Время исчезло. Артем понял, что это явление имеет место быть постольку, поскольку существуют люди, предметы и события. Что-то происходит, продолжает существовать – это и есть время.
Он чувствовал себя точно так же, как и десять лет назад, когда пытался поймать серийного убийцу. Снова все то же самое – тот же город, то же скопление молчаливых каменных громад, гранитных набережных и мостов, та же мрачная прелесть рек и каналов, та же чугунная вязь оград… Тот же дом, та же квартира, в которую он уже заходил, еще будучи сотрудником уголовного розыска, те же люди: Лена Никитская, ее муж… Тот же повод – убийство женщины. Правда, на этот раз не маньяком. Или…
Пономарев запутался. Все смешалось – дома, люди, события, жертвы и палачи. Он с трудом представлял, как будет разговаривать с женой Никитского. Но это его долг – и перед Галиной Яковлевой, и перед клиентом, которому грозит обвинение в убийстве.
Артем позвонил. Послышались шаги, и дверь внезапно распахнулась. Лена Никитская, постаревшая на десять лет, смотрела на него красными от слез и бессонницы глазами.
– Это вы? – спросила она. Видимо, узнала. – Опять вы? Господи! Когда же это кончится? Что вам нужно?
– Ваш супруг нанял меня в качестве адвоката. Нам следует поговорить.
– Вы адвокат? – удивилась госпожа Никитская и вздохнула. – Ладно, входите.
В квартире, которую Артем смутно помнил, многое переменилось, стало более шикарным, стильным. Судя по всему, дела у фирмы «Альбион» шли в гору. Еще одна деталь в пользу Дмитрия Сергеевича: он явно преуспевает. И вообще – женщины от него без ума, денег куры не клюют, с криминалом не связан, сам по себе человек не конфликтный, – зачем ему было убивать Галину, свою сотрудницу, в собственной машине? Глупо! А Никитский умен. Его можно обвинить в беспринципности, равнодушии, цинизме, но только не в глупости и не в агрессивности. Все характеризовали его как вполне уравновешенного человека, который умеет сохранять спокойствие в самых разных ситуациях и с которым всегда можно договориться.
– Садитесь, – Никитская вяло указала на глубокое мягкое кресло.
Пономарев сел, хозяйка расположилась напротив.
– Вы верите, что это ваш супруг убил Галину Яковлеву? – спросил Артем, глядя прямо ей в глаза.
Никитская растерялась. Ее взгляд метнулся и замер. Она напряженно выпрямилась и сглотнула.
– Н-не знаю… все может быть. Дима пил в последнее время. И как они оказались вместе в машине?
– Он вообще способен убить человека?
– Вы ведь в курсе, что Дима был пьян до беспамятства, – сказала Лена. – А в таком состоянии люди не отвечают за свои поступки.
Господин Пономарев назвал средство, обнаруженное в крови Никитского, и спросил, принимал ли он его.
– Да, – ответила Лена. – Это его лекарство. Он плохо спал, нервничал…
– А когда он принимал таблетки?
– На ночь, – нехотя сказала она. – Может быть, и днем… но я не видела.
– Вы ссорились?