– Нужно его спровоцировать, – предложил Артем. – Заставить паниковать.
– Я боюсь…
– Понимаю. Но это лучше, чем ничего не делать. Я все объясню ребятам из уголовного розыска… и подключу своих. Ваш телефон будет прослушиваться. Когда Яковлева поймают при попытке убить вас, он не сможет выкрутиться.
– А Диму отпустят?
– Полагаю, что да.
– Я виновата перед ним…
Артем отметил, что она не спрашивает о себе: что будет с ней, придется ли ей отвечать за содеянное. Это и к лучшему.
– Так вы согласны?
Никитская кивнула. Ее плечи вздрагивали под теплой шалью.
– Тогда не стоит откладывать. Звоните!
– Прямо сейчас? Но… что говорить? Он рассердится из-за моего звонка. Мы договорились соблюдать конспирацию.
– Ничего. Звоните, – Артем вложил трубку Лене в руку. – И включите громкую связь. Чтобы я тоже мог слышать. Скажете, что вас вызывал следователь и показывал вам визитку, которую нашли в машине. И что эту визитку мог выронить Яковлев, когда… Словом, намекните, что визитка принадлежит человеку из Соснового Бора.
– Ладно. – Лена решительно начала набирать номер любовника.
– Да?
Голос Яковлева был сух и насторожен.
– Это я…
– Зачем ты звонишь? Я же предупреждал!
– Меня вызывали к следователю. В машине нашли визитку…
– Какую визитку?
– Наверное, она выпала, когда ты…
– Замолчи! – с тихим бешенством оборвал ее Игорь Семенович. – Будешь отвечать только на мои вопросы. Поняла?
– Д-да…
– Ты видела эту визитку?
Лена вопросительно посмотрела на адвоката, тот кивнул.
– Видела.
– Почему ты решила, что она имеет отношение ко мне?
– Это не я… они так думают…
– Почему? Это может быть визитка твоего мужа.
– Она… из Соснового Бора. На ней адрес, телефон, и…
– Замолчи! – снова перебил ее Яковлев. – Это не телефонный разговор! Нам надо встретиться и все обсудить.
– Игорь, давай признаемся во всем, снимем грех с души… – заплакала Лена. – Тебе не снится Галина?
– Идиотка! – прошипел Яковлев и бросил трубку.
Лена вопросительно смотрела на Пономарева.
– Подождем пару минут, – успокаивающе сказал он. – Игорь Семенович сам перезвонит вам. Ему нужно собраться с мыслями.
Так и вышло. Господин Яковлев перезвонил и назначил Лене встречу на завтра, ранним утром, в том самом запущенном садике, где они гуляли, скрываясь.
Салахов был по-настоящему зол, читая очередную анонимку, лежащую у него на столе.
«Юрий Арсеньевич! – писал «доброжелатель». – В очередной раз ставлю вас в известность о том, что ваша жена – сумасшедшая. Она свихнулась на почве культов черной магии. Тайно приобретенный ею дом в поселке Андреевское стал местом поклонения темным силам. Берегитесь! Откуда у вашей жены деньги? Каким образом она добивается выигрышей в казино? Это результат либо колдовства, либо дьявольского везения. Она погубит не только свою душу, но и вашу. Вы же умный человек, господин Салахов! Вы знаете, чем кончаются подобные вещи».
– Нет, это неслыханно! – возмутился Юрий, отбрасывая письмо в сторону, как будто оно жгло ему пальцы. – Что за наглость! Люба! – нервно позвал он.
– Что случилось? – дрожащим голоском спросила Любочка, входя в кабинет.
Ей было и досадно, что Юрий кричит на нее, и приятно. Все-таки, зовет. Ее рыбьи глаза преисполнились тревожного ожидания.
– Что смотришь? – не выдержал Юрий, встретившись с этим жаждущим его внимания взглядом. – Как эта… мерзость оказалась у меня на столе? – потрясая в воздухе скомканным письмом, спросил он.
– Это… письмо пришло с утренней почтой… – пролепетала секретарша. – Вы ведь сами велели: то, что адресовано лично вам, класть на ваш стол. Я не…
– Помню, помню, – Юрий уже несколько поостыл, и ему стало неловко перед Любочкой за вспышку ярости. – Прости… Что-то я не в настроении сегодня.
– Ничего.
Она опустила готовые наполниться слезами глаза и вздохнула. Юрий становился таким вспыльчивым, таким необъяснимым в своих поступках, что она уже не знала, что говорить, как вести себя.
– Больше неподписанную корреспонденцию не принимай!
– Хорошо.
– Ладно, иди!
Юрий махнул рукой. Испуганный и растерянный вид Любочки раздражал его. Он взялся было просматривать другие бумаги, но все валилось у него из рук.
Любочка в приемной едва сдерживала рыдания. Как он смеет обращаться с ней, как с какой-нибудь обыкновенной служащей? После их свиданий, после всего, что сделало их тайными союзниками… Может, его «старуха» нажаловалась? Доложила, что Любочка ей все рассказала? Устроила ему сцену, вот он и срывает зло на других? Небось, перед ней так не орал…
Черная несправедливость вызвала у Любочки новую волну обиды и слез. И чего он перед своей «акулой» на задних лапках бегает? Ну, что в ней такого? Выглядит она неплохо, это правда. Но красивых баб навалом – актрисы, танцовщицы, стриптизерши, модели, хоть каждый день новую выбирай! Так нет, господина Салахова от благоверной супруги за уши не оттащишь. Даже странно… Может, она над ним какой-нибудь африканский обряд совершила? И он теперь у нее «живой мертвец», зомби? Что она скажет, то он и делает!
От таких мыслей Любочку бросило сначала в жар, потом в холод.
– Это слишком, – сказала она вслух, достала из ящика стола накрахмаленный батистовый платочек и принялась сморкаться.
Она долго шмыгала носом, пытаясь разобраться, в чем причина ее взлетов и падений «при дворе» господина Салахова. Посетителей было мало, и секретарша вдоволь натешила себя размышлениями о поведении шефа. Она то придумывала для него самые невероятные оправдания, то обвиняла во всех грехах, то… В общем, запуталась Любовь Тимофеевна в дебрях суровой мужской души, потерялась, как маленькая девочка в глухом лесу. И на помощь звать некого.
Юрий Арсеньевич тоже чувствовал себя далеко не лучшим образом. История с кольцом подействовала на него удручающе. Он хотел разобраться во всем – в неприятностях, которые преследовали род Салаховых, в том числе и его самого, в своих семейных отношениях, – а происходящее от этого становилось только еще более запутанным. Вторая жизнь Анны пугала Юрия. Он боялся погружаться в ее тайный мир, не чувствуя в себе силы воспринимать его непонятные проявления как должное. Этот скрытый мир как бы существовал и не существовал одновременно, словно скелет в шкафу. Вроде бы все знают, что он там есть, но заглянуть никто не решается. Шкаф навевает суеверный ужас, отделяя привычную реальность, в которой все ясно, от реальности иной, непроницаемой и жуткой. То, что могло появиться из ее мрачных и неизведанных глубин, вызывало желание заслониться, спрятаться, убежать…