- Со злоумышленником следует говорить на его языке, так он лучше нас поймет, - уверенно заявил сыщик. - Речь идет не о деньгах, а о том, чтобы послание выглядело правдоподобно. Убийца умен и дьявольски хитер, он отлично сознает, что шантажист входит во вкус, и остановить его лучше сразу. То есть… убить. Одним трупом больше, одним меньше, какая разница? Между прочим, он уже покушался на Стаса! Что ему стоит повторить попытку, теперь наверняка?
- Интересно ты говоришь… он! Сам ведь подозреваешь в убийствах женщину?
Смирнов покачал головой.
- Убийца есть убийца. Он, она… пол тут ни при чем.
- Хорошо. Допустим, Марина - подозреваемая. Это ее видели в общежитии в тот день, когда погибла Грушина. Понятно и то, почему Вероника открыла дверь комнаты и впустила убийцу: она не опасалась подруги. Но ведь в метро ты тоже погнался за женщиной в оливковом пальто, и напрасно. Вообще, какое отношение Марина имеет ко всей этой истории? Почему именно она?
Сыщик улыбнулся, ответил вопросом на вопрос.
- Началось-то все с нее? Ты же сама говоришь, что случайностей не бывает. Мы сделали большой круг, как заблудившиеся в лесу грибники, и вышли на то самое место, откуда отправились в путь.
- Кто тогда убил Яну Хромову? Марина? За что? Ни про печать Тутмоса, ни про розенкрейцеров, ни тем более про вышивки она знать не могла.
- Не имеет значения, - сказал Смирнов. - Если Комлевой нет в живых, как ты склонна считать, то где же тело? Она просто ушла из общежития и не вернулась.
Ева не смогла ответить. Она наморщила лоб, но и это не помогло.
- Откуда тебе известно, что они со Стасом были любовниками, и про видео? Он тебе рассказал?
- Нет, конечно. Я сам придумал, для усиления эффекта!
- Марина же не дура, она сразу поймет…
- Кем бы ни был убийца, он надеется, что Стас мертв. Думаю, того факта, что Киселев живехонек, да еще и намекает на «интимные подробности», будет достаточно для женщины, которая решила отправить его на тот свет. Она и раньше имела на то причину, а теперь эта причина не удвоится, а утроится! Когда преступника загоняют в угол, он превращается в дикого зверя и руководствуется не разумом, а слепыми инстинктами хищника. Он пойдет на все, лишь бы спастись.
Ева имела свое мнение на сей счет. Никто не может превратиться в дикого зверя, не будучи им изначально. Просто зверь дремлет до поры до времени и просыпается в определенных обстоятельствах, обнажая звериный оскал.
- Стас знает о твоих художествах? - серьезно спросила она. - Ты же его подставляешь! Сначала прячешь от всех, заставляешь притворяться покойником, потом используешь как живца.
- Не самый плохой вид охоты, - ничуть не смутился сыщик. - Что прикажешь делать, когда нет времени на раздумья? Дать убийце ускользнуть? А как же обязательства перед клиентом?
У Евы не было уверенности, что их послание вообще кто-либо прочтет, и она высказала вслух свои сомнения.
- Я рассчитываю на жадность того, кто рискнул запросить миллион у Ордена Розы и Креста, - объяснил Всеслав. - Даже если братство проигнорирует столь наглый вызов, непременно найдутся желающие приобрести печать Тутмоса, ведь содержание письма, которое забрал неизвестный, составлено таким образом, чтобы рассеять сомнения в его подлинности. Тот, кто предпринял эти усилия и хочет получить деньги, будет ждать ответа, и, следовательно, проверять почту. Поверь мне!
- Значит… о письме знал кто-то еще, кроме Хромовой? Вера Петровна! Вдруг она показывала содержание письма не только мне?
Смирнов хитро прищурился.
- К ней мог явиться монах, как к Валерию Хромову… против гипноза пышная дама не устояла бы.
- О-о, сколько сарказма! - фыркнула Ева. - Между прочим, зря! Монах не монах, а монахиня к Вере Петровне приходила и называла пароль.
- Прямо не книжный магазин, а явка подпольной организации «Молодая гвардия»… вернее, «Монастырская гвардия», - сыщик довольно захохотал. - Здорово я придумал?
Ева надулась. Манера Смирнова смеяться над самыми серьезными вещами ужасно раздражала ее.
- Будет смешно, если твое «липовое» послание никто не получит! - огрызнулась она. - То-то я повеселюсь!
- Подумаешь! Ну, допустим, я ошибся, и письмо придет на бесхозный ящик, полежит там без толку, этим все закончится. Придется искать другой способ выманить убийцу из его норы. Хотя я почему-то уверен в успехе нашего плана.
- Твоего.
Сыщик кивнул.
- Ладно. Глупо отказываться от авторства такой гениальной идеи! Вот увидишь, как только мы отправим письмо… Стасу останется жить считаные часы. Нужно принять меры безопасности. А для подстраховки… давай напишем господину Войтовскому.
- Диктуй, - сдалась Ева.
В конце концов, у нее нет собственных предложений, так пусть хоть Славка проверит свои догадки. Она уже не раз убеждалась, что его головокружительные и порой нелепые планы отлично срабатывают.
- Господин Войтовский! - со значением произнес Всеслав. - Если вы до восьми вечера позвоните по этому телефону, - он продиктовал номер своего мобильника, - то я расскажу вам, где находится печать, которую вы ищете. Надеюсь, предупреждать вас о строгой конфиденциальности не стоит. Я профессионал, и перехитрить меня вам вряд ли удастся.
Ева подняла на него горящие азартом глаза.
- Отсылать оба письма? Прямо сейчас?
- А зачем тянуть? Конечно. И тогда нам останется… ждать.
- Но как же Стас? - заволновалась она. - Его надо предупредить.
- Это моя забота.
Леонард Казимирович не поверил своим глазам, когда случайно, просто для порядка решил проверить электронную почту. Впрочем, ни к чему обманывать самого себя: не просто так он включил компьютер и поинтересовался, нет ли для него сообщения, - ведь уже несколько дней он не делал этого, занятый другими проблемами. Вдруг появилось нестерпимое беспокойство, какой-то даже душевный «зуд», который предвещал жизненные перемены. Такое состояние господин Войтовский переживал дважды - перед тем, как получить известие о смерти дяди и получении наследства, и перед встречей с Герцогиней.
- Что это? - прошептал он, перечитывая послание от неизвестного. - «Если вы до восьми вечера не позвоните… печать… перехитрить меня вам вряд ли удастся». Кто мог узнать? Каким образом? Дневники дяди не могли попасть в чужие руки! Это исключено. Или… существовали еще записки? Нет! Значит, это она… Но письмо написано от лица мужчины: «Я профессионал…» Чушь! Полнейшая ерунда.
Войтовский посмотрел, когда отправлено послание, - всего час назад! - и подивился своей интуиции. Он сидел, окаменевший от изумления, смешанного с суеверным ужасом. Прошло минут десять, пока он чуть успокоился и смог мыслить здраво. Ей не свойственны такие фокусы, выходит, письмо написал какой-то мужчина. Откуда ему стало известно про печать? Машинально взгляд Леонарда упал на часы - до указанного неизвестным времени оставалось четыре часа. Может, все-таки позвонить? Полчаса прошли в нарастающих мучениях.