– Я и сам всегда так думал, только не мог это так складно выразить, как ты! – Сиур почувствовал симпатию к старику. – А как тебя зовут?
– Феофан. – Старик улыбался вовсю. Впервые за долгие годы он встретил «сына человеческого», который думал так же, как и он. Обычно люди начинают бить себя в грудь и поносить последними словами, они ненавидят себя, и эта ненависть, как червь, грызет не только их плоть, но и душу. В их глазах нет света, а в сердце – надежды. Они льют на себя воду священного источника, ожидая, что она смоет их злобу, несчастья и болезни. Тогда как вода омывает только их тела, а души их остаются черными и маленькими, как остывший уголек некогда великого костра.
– Что ж, Феофан, теперь ты будешь со мной разговаривать?
– А разве мы уже не разговариваем? – Феофан повеселел и был готов болтать на любую тему. – Ты приехал попить воды из источника? Вижу, что ты не местный. Наших-то я всех знаю. Я давно в лес ушел, от суеты мирской укрылся. Мне уж, почитай, за сто лет будет. Все видел – и не устал жить. Веришь? Любопытный я. Это меня и держит. Смерть любопытных-то дюже не любит, она от них бежит, аки черт от ладана. А вдруг, они и ее разгадают? Тогда вся ее сила испарится! Вот я как меркую себе. Что скажешь?
– А то скажу, что умный ты, Феофан. Хоть и в лесу живешь, а умнее многих городских да ученых. Мне очень повезло, что я тебя встретил. Твое любопытство очень кстати. Не видел ли поблизости человека нового, не местного?
Феофан задумался, покачивая носком хромового сапога, выглядывающего из-под его рясы. Он прищуривался, качал головой, потирал руки, складывал губы трубочкой – показывая всю напряженную работу мысли. Наконец, придя к какому-то нелегкому решению, поинтересовался.
– Молодой, аль в годах?
– Молодой, и одет примерно, как вот я. Только ростом поменьше, и телом помельче.
Старик снова надолго замолчал.
– В молитве Господней путь ко спасению, – неожиданно сказал он. – Во всем Его замысел! Раз ты пришел сюда, а я тебя тут встретил, должно поведать тебе, что спрашиваешь. Есть тут такой человек. Давно пришел, – Феофан наморщил лоб, подсчитывая, сколько дней назад появился парень, который попросил разрешения поселиться у него на некоторое время. Он пообещал, правда, никому не говорить о странном госте, но – на все воля Божья! – Господь повелевает нам возносить молитвы за весь род человеческий и никогда не иметь в виду собственных выгод, но всегда печься и стараться о выгодах ближнего. А человек тот очень удручен бедами своими. Без помощи ему не обойтись. Только по сему, дабы любовь, мать всего доброго, могла облегчить участь его, – нарушу я свое обещание, и не токмо расскажу, где сей отрок, а и отведу тебя к нему.
– Какой же он отрок? – не выдержал Сиур, обрадовавшись, что внутренняя сила привела его к успеху безнадежного, казалось, дела. Он и сам не знал, какие мельчайшие полунамеки позволили ему сделать единственно верный расчет, который полностью оправдался.
– Отрок он еще несмышленый! А ты нет… Не отрок. Хоть и по возрасту мне внуком будешь, а я так чувствую, что ты много дольше меня землю топчешь… Глаза у тебя сильные .
Феофан больше не стал вдаваться в подробности, резво встал и засеменил к выходу, бросив на ходу:
– Ступай за мной. Поспешай.
Они шли по темному смешанному лесу, пока он не расступился. У двух высоких старых сосен стоял довольно большой рубленый домик с крышей, наподобие купола, крытого деревом. Массивная дверь была не заперта.
– Это остатки скита, – пробормотал Феофан, – приюта раскольничьего. – Он неожиданно громко засмеялся. В этом сумрачном месте была какая-то странная акустика: звуки отражались отовсюду, вопреки природным законам, и причудливо накладывались один на другой. – Огради нас от зла, Господи, как идущего извне, так и от нас самих! – Старик перекрестился как-то странно, немного иначе, чем привык видеть Сиур, и шагнул к двери домика. Уже стоя на пороге, он оглянулся и молча махнул рукой, приглашая следовать за собой.
Внутри домика пахло ладаном, свечным воском и хлебом. На деревянном, грубо сколоченном столе лежал на плоском блюде большой каравай, полуприкрытый полотенцем.
– Попробуй нашего хлебушка, добрый человек, – предложил Феофан, мечтательно улыбаясь. Войдя в дом, он словно сменил одну маску на другую. Теперь она была наивной и благостной, словно у святого.
– Ты говорил, человек здесь… – Сиур, оглядев просторную горницу, никого не увидел. – Сначала дело, – потом трапеза. Где он?
– Не торопись, сын человеческий. Промысел Господа не терпит суеты.
Феофан зажег лампадку у темных образов в углу, поклонился им несколько раз, низко, едва не доставая головой до пола. Обернулся.
– Тот человек велел его не беспокоить. У тебя дело важное, аль как?
– Важнее не бывает. Говори, где. – В голосе Сиура появились вкрадчивые нотки, которые, однако приводили людей в трепет. Вот и Феофан встряхнулся, сбросил с лица дурашливую улыбку. Сверкнул глазами, как синими звездами.
– Ну, коли так, следуй за мной!
Он приоткрыл низенькую дверцу, которую Сиур принял за вход в небольшую кладовочку, пригнулся и шагнул в темноту. Они шли, окруженные мраком и теплым запахом старых бревен: Феофан легкими мелкими шажками, но так проворно, что Сиур едва успевал за ним. Коридор оказался удивительно длинным – непонятно: сам домик размерами никак не соответствовал наличию в нем таких переходов и разнообразных помещений. Та горница, в которой они были, показалась единственной, – разве что существовали еще мелкие подсобные помещения для утвари и продуктов. Впрочем, за домиком Сиур успел разглядеть несколько хозяйственных построек, наподобие низких деревянных сараев. Все равно, пока он шел, сильно наклонившись, чтобы не задевать потолка, за Феофаном, – его не покидало чувство нереальности, словно коридор, возникший ниоткуда, вел его в некое заколдованное пространство, лежащее за пределами привычных восприятий. По всем рациональным расчетам, они шли слишком долго, и коридор не уходил под уклон, а располагался на одном уровне. Наконец, он закончился. Старик остановился, достал неизвестно откуда огромную связку ключей, и долго гремел ими, открывая полукруглую, окованную железом дверцу.
– Ну, вот и земля обетованная, – сказал он с блуждающей улыбкой. – Заходи, коль не шутишь!
Помещение за дверью оказалось небольшое, низкое, со сводчатым потолком, расписанным крупными цветами и листьями. Большая печь, покрытая пестрыми глазурованными изразцами, была жарко натоплена. В углу висело множество икон с богатыми окладами, золотисто мерцающими в полумраке. Серебряные лампады дымно чадили.
– Соединив безумие с умом,
Среди пустынных смыслов мы построим дом –
Училище миров, неведомых доселе…
– Феофан?! – Сиур так увлекся, рассматривая диковинную комнату, что напрочь забыл о старике. – Откуда ты знаешь такие стихи? Неужели, сам сочинил?