Сиур про себя посмеивался. Баба Надя не могла надивиться. Иван был, как всегда, занят своими мыслями. А Горский был откровенно, до неприличия счастлив. Если бы Лида потребовала луну с неба, он, казалось, кинулся бы, не раздумывая, выполнять ее приказание.
– Ну, Лидка! Ну, тихоня! – поражалась баба Надя. – И что это на нее нашло?
– Это любовь, – тихо шепнула ей Леся, вернее, Элина. Как будто она умела слышать мысли так же хорошо, как произнесенные вслух слова.
Баба Надя вздрогнула. Ей показалось, что подслушали ее сокровенное, чего она не высказывала, но о чем догадывалась. Кто бы мог подумать, что Леся…тьфу, Элина! – такая проницательная. Она насквозь всех их видит! Это неприятно. Главное, уже не можешь думать все, что хочешь, без опасения быть услышанной. Кошмар!
Печку топили второй раз за день. Иван принес дров, сложил их в углу. Приятное тепло убаюкивало. Горский почувствовал, что ему жарко. То ли от огня, то ли от близости Лиды. Он хотел провести эту ночь с ней и боялся думать об этом. Никогда он не был робким с женщинами, и вот…
Становилось все жарче. Пожалуй, стоит раздеться. Он с разрешения Лиды снял свитер, расстегнул рубашку. В свете лампы ярко блеснул медальон. Элина вскрикнула. Все повернулись в ее сторону.
В самой драматической ситуации есть нечто шутовское. Любой финал – своего рода фарс. Ибо конец есть начало. Начало нового, которое так же неизбежно придет к своему финалу. Итак, круг! Замкнутый круг жизни. Неразрывный, вечный, как течение мысли.
Да пребудет сила твоя с тобой, чтобы ты мог дойти туда, откуда начал свой путь, – к Полноте Жизни.
В комнате Сергея горела только одна свеча. Она стояла на подоконнике, и было видно, как к стеклу прилипают снежинки. Снег сыпался и сыпался с бездонно черного неба подобно серебристой пыли.
– Это осыпается Млечный Путь, когда по нему скачут Белые Рыцари… – мечтательно произнесла Лида. Ее шепот казался слишком громким в тишине ночи.
– Я люблю тебя…
Горскому казалось, что время то ли остановилось, то ли пошло вспять. Он снова говорил те же слова, что и тогда, после Ивана Купала. И снова на полу лежало платье, золотистое и бархатно-зеленое, как спящая Жар-Птица. Казалось, что в окно смотрит Флоренция, пахнущая лавром в снегу. Тогда тоже шел снег…Зима и лето перемешались в реке бытия, как жизнь и смерть, сон и белые, как снег, лилии. А может быть, любовь и есть сон с запахом лилий? Если к нему добавить безумие страсти и безрассудное, неодолимое притяжение друг к другу…
– Как давно я обнимала тебя…
– Знаешь, я видел, как ты купалась в лесном озере, и принял тебя за русалку! Представляешь?
– А я и есть русалка, – тихо засмеялась Лида. – Слово «русалка» – от русых волос, которые длинны, густы и волнисты. Бывают русалки с зелеными волосами – это царевны.
– Ты лучше, – прошептал Сергей, снова чувствуя желание.
Он был так нежен, словно Лида была не девушкой из плоти и крови, а хрупким цветком, который мог рассыпаться при легчайшем прикосновении. И эти ласки были такими возбуждающими, каких ему еще не приходилось испытывать. Томительными и жаркими, как медленный огонь. Она лениво отвечала ему, как в полудреме, надышавшись райскими туманами с неведомых дорог.
Они погружались в любовное безумие, поднимались на поверхность, отдыхали, чтобы снова нырнуть в горячую и сладостную глубину, полную восхищения и нежности.
– Любовь, душа и жизнь есть одно и то же…зеленый омут, над которым клубится туман.
– Почему туман? – не понял Сергей.
– Чтобы не была видна глубина…которой нет края…
Они ощущали свою близость как мир без мыслей, полный пленительных ощущений, наслаждения от прикосновений, сильных, упоительных, как сплетение змеиных тел, и трепетных, как крылья бабочки.
В окно смотрела темно-синяя ночь, пьянея от любви человеческой, неисчерпаемой, как само бытие… И ночь приняла их в свое звездное лоно, соединившись с ними, и они плыли и кружились в блаженной тьме, которая была сон…
Утром, в электричке, которая прибывала в Харьков в восемь тридцать, Сиур и Горский договорились о дальнейших действиях. Сиур встречает Вадима, который вчера выехал из Москвы, они снимают квартиру, и ждут сообщения от Сергея. Дальнейшее – исходя из сложившихся обстоятельств.
Если в квартире Горского кто-то побывал за время его отсутствия, значит, неизвестных интересует именно его медальон. На этом и можно сыграть. Если нет, тогда придется думать, как выманить зверя из его норы.
Подробного плана у них не было. Уж очень все неясно, зыбко и неопределенно! Никаких конкретных зацепок, кроме внешности предполагаемого убийцы, не было. Да и того видел только Вадим.
– Слушай, ты подумай, вспомни, что им от тебя может быть нужно?
– А я, по-твоему, не думал, да? – огрызнулся Горский. – У меня чуть крыша не съехала от мыслей! Ты лучше других расспроси! Может, кто-то вспомнит, чего от них надо? Не я один в таком положении. Думаешь, мне самому не интересно?
– Что-то важное, раз через столько времени тебя нашли! – сказал Сиур примирительно. Действительно, чего он придирается к Горскому? Валерия тоже не знает, из-за чего все ее неприятности.
– Черт его знает?! Наверное. Не могу вспомнить, и все! Хоть тресни! – разозлился Сергей. – Если бы я один был, еще ладно. Но ведь раз Лида со мной, то и она… Одну женщину я уже потерял! – Он вспомнил мертвое лицо Алены в гробу и застонал, обхватив голову руками. Если бы он тогда прислушался к словам Сиура, этого могло не случиться.
– Не стоит жалеть о том, что уже произошло. Нужно действовать.
– Ты думаешь, что-то получится?
– Посмотрим…
На вокзале они расстались. Сиур поехал искать квартиру, а Горский отправился к себе домой. Он вошел в подъезд с тягостным чувством, то ли вины, то ли недоумения, то ли горечи от того, что ничего уже не исправишь. Подниматься по лестнице было тяжело, как будто к ногам привязаны гири. Он открыл дверь и долго не мог заставить себя войти.
В квартире стоял запах пыли и еловых веток. Сергей, не раздеваясь, прошел, открыл настежь окна. На кухне все было так же, как он оставил – чистая посуда, сложенная на столе, недопитая бутылка водки, кусочки хлеба, превратившиеся в сухари. Он вспомнил наставления Сиура, на что ему следует обратить внимание, и начал осмотр квартиры с прихожей. Уже через полчаса он убедился, что в квартире кто-то побывал и тщательно обыскал ее.
Сергей замерз и решил закрыть окна; поставил чайник и глубоко задумался. Он ничего не боялся, кроме одного – опять надолго расстаться с Лидой. Или с Антонией? Какая разница! Дело не в имени, а в том, что ему нужна была только она, одна-единственная, неповторимая и желанная. Она подходила ему, как не могла подойти никакая другая женщина. Если они ничего не предпримут для своей безопасности, то никогда не смогут жить спокойно. Риск в данном случае оправдан. Главное, чтоб все получилось.