Куриный бульон с лапшой у бабы Нади получился отменный, пироги таяли во рту, мясо, запеченное с белыми грибами, благоухало на всю горницу.
– Вы кушайте, кушайте! А после сладкого немножко отдохните. Я вам лучшие перины постелила! Захотите искупаться с дороги – баня натоплена. Я трав душистых в воду добавила! В городе нет такого, там все пресное, искусственное, как резинки эти самые, как их…
– Жвачки! – подсказал Иван и засмеялся.
– Ага, жвачки! Это чтоб люди вместо настоящего к поддельному привыкали! Чтоб их дурить легче было!
Разговор крутился то вокруг одного, то вокруг другого. А Таисии Матвеевне не терпелось расспросить, где же Леся, и когда она сможет ее увидеть. Баба Надя с несвойственной ей проницательностью уловила настроение гостьи, сказала:
– А вы на нее сначала со стороны посмотрите, незаметно. Вдруг, не она? Леся очень чувствительная…
– Я понимаю. – Глаза Таисии Матвеевны наполнились слезами.
За обедом сидели долго: разговаривали, ели, снова разговаривали и снова ели. Кулинарка баба Надя была непревзойденная. Особенно хороши оказались вареники с мясом, картошкой и творогом, на любой вкус – со сметаной или жареным луком. Опять-таки на любителя. Рыба заливная и жареная. Пироги с тыквой, с маком, с яблочным повидлом. Душистый травяной чай из самовара, мед, абрикосовое варенье с орехами… Оторваться невозможно!
Сиур вышел на крыльцо, закурил. Начинало темнеть. На небе появилась первая яркая звезда. Холодный воздух приятно покалывал лицо.
– Все-таки нельзя так наедаться. Это к добру не приведет, – подумал Сиур, с наслаждением потягиваясь.
– Угостишь папироской? – Иван, задрав голову, смотрел на темнеющее небо. Ему тоже невмоготу было сидеть за столом.
– Конечно!
Некоторое время они молча курили.
Иван радовался, что приехали гости. Теперь, по крайней мере, ему будет с кем поговорить! Дед Илья собеседник стал никудышний, – молчит да молчит. Что с него возьмешь? Лидушка вся в своих мечтах витает, куда ему, Ивану, хода нет. Что она видит в тех мечтах? Сидит, слушает, а сама будто не здесь. Какой же это разговор? Баба Надя совсем его слушать не желает, кричит только, да грозится треснуть как следует. Не с кем чудом увиденным поделиться! Некому душу излить!
– Знаешь, парень, – обратился Иван к Сиуру, – над нашей деревней дождь золотой был, я видел!
– Хватит болтать! – зычно скомандовала баба Надя, так что мужчины вздрогнули от неожиданности. Она заметила, что Иван поплелся за гостем, и сразу почуяла неладное. Опять дурак к человеку приставать будет со своими выдумками! Человек городской, ученый, ему ли такие бредни слушать?! Стыдоба одна с таким сыном! На все село достопримечательность!
Если бы баба Надя была женщиной, она бы заплакала от бессилия и обиды. Но баба Надя была воином в юбке – гренадером, легионером и казачьим есаулом в одном лице. Поэтому она не плакала, она командовала, требовала и сражалась не на жизнь, а на смерть.
– Вы его не слушайте, гоните прочь! – посоветовала она Сиуру. – Оно конечно, если развлечься хочется, то и дурака послушать интересно бывает…
Иван после смерти Марфы чувствовал себя беззащитным и брошенным. Баба Марфа его слушала и не гнала. Она никогда не называла его дураком, тем более перед приезжими людьми. Может, это она ему знак подала, в виде золотого дождя, чтобы не тужил? И еще одно покоя ему не давало – клад Царицы Змей, что в озере хранится. Сама судьба послала Ивану этого приезжего мужика! Умного, спокойного, сильного. Такой еще умеет слышать, что ему говорят, не то что некоторые… Умение слушать так редко встречается в людях! Ивану нужен именно такой помощник. Ему-то он обязательно про клад расскажет.
– А наша Марфа, моя бабушка, – ведьмой была! – неожиданно заявил Иван, нахально глядя на бабу Надю, которая аж задохнулась от возмущения. Ничего, пусть позлится! Так ей и надо! – Но ты не пугайся, – повернулся он к Сиуру. – Марфа была добрая и справедливая, хоть и ведьма!
– Да что ж это такое! – завопила баба Надя, всплескивая руками и закатывая глаза. – Дубина ты окаянная! Что ж ты позоришь меня на все село? Хоть бы перед гостем постеснялся молоть чушь! И как у тебя язык поворачивается на родную бабушку такое выдумывать? – Она в свою очередь повернулась к Сиуру. – Вы его не слушайте! Это он с горя начал заговариваться! Дочка у него померла недавно, вот он и рехнулся совсем. Бабушку Марфу тоже жалко, конечно, но она уже старая была, отжила свое, а вот внученька наша, Аленушка, жизни еще совсем не видела, только замуж вышла…Жить бы, да радоваться! Красавица, во всем умелая, и вот…
Баба Надя всхлипывала, но глаза ее были сухи.
– Монументальная женщина! – подумал Сиур. – Героиня! Скорбящая властительница! Такие, наверное, только в глубинке и остались. Остальные измельчали, – не тот размах!
Баба Надя злилась не зря. Все последние дни она задавала себе один и тот же вопрос. За что же наказание такое? Не за грехи ли матери она платится? Но Аленушка-то при чем, дитя чистое, невинное?.. Лида вон, как каменная, раз поплакала, и больше ни слезинки не прольет! И вообще – как подменили девку! Глаза неизвестно от какого счастья сияют – прячь не прячь, все одно не утаишь. Чему только радуется? Не горюет Лида по сестре, не убивается. И заговорить с ней страшно отчего-то. Хочет баба Надя спросить о чем, а язык словно окаменел! И мурашки по телу бегут. Видно, сказывается в Лидке чужая кровь. Не родная она нам. Один Иван к ней липнет, больше родной дочери лелеет. Да еще Илья после смерти жены ума вовсе лишился, одну Лидку к себе зовет, да все глядит на нее. Все глаза проглядел! Царицей называет! Ну это ж надо, а?
Баба Надя думала обо всем этом дни и ночи, – лежа на перинах, за стряпней, за стиркой, уборкой, рукоделием, иными делами. Ничто другое в голову не шло. Тут еще Иван принялся болтать всякое! Стыд и позор! Хоть из дому не выпускай дурака! Вот и гостю голову морочит.
– Вы не беспокойтесь, – мягко сказал Сиур, беря бабу Надю под руку и доверительно глядя ей в глаза. – Я все понимаю. Пусть Иван говорит. Мне вовсе не в тягость! Мы тут еще немного поболтаем, и вернемся в дом. Чайку попьем с пирогами.
Упоминание об ужине сделало свое дело. Баба Надя потопталась минуту на крыльце и отправилась на кухню. Никто не сможет как следует накрыть стол к ужину, кроме хозяйки. И правда, заболталась она тут с мужиками! Пусть постоят, покурят…поговорят, в конце концов. Что тут особенного? Чего это она так разнервничалась? Едва про ужин не забыла!
– Тут летом художник городской приезжал, Артур. Он меня слушал, а потом картины всякие рисовал. Аленку, дочку мою, изобразил. Она долго отнекивалась, а потом все же согласилась. И хорошо. Теперь вот нет ее, а картина жить будет, людей радовать!
– Красивые у вас дочери, дядя Иван! – Городской гость нарочно назвал так бабкиного сына, чтобы подчеркнуть свое уважение к нему. Упоминание о Корнилине заставило Сиура напрячься, но сразу вдаваться в расспросы не стоило. Иван мог насторожиться, замкнуться в себе. Кто его знает? Лучше подступиться к интересующей теме как бы между прочим, невзначай. Чтобы он сам все выложил, по собственной инициативе. Так будет надежнее.