Было раннее утро. За окном занимался красивый рассвет. Я бы даже сказала – невиданно красивый, потому что у меня нет привычки просыпаться с петухами, так что восход солнца я прежде видела главным образом в кино. Снегопад прекратился еще ночью, небо над лысой горой было пепельно-розовое, ясное. Одинокое старое дерево на вершине смотрелось начищенным до блеска серебряным канделябром. Красота занимающегося зимнего утра разительно контрастировала с моим настроением и самочувствием.
Во-первых, у меня сильно болела голова. Я крайне редко злоупотребляю алкоголем, но вчера явно перебрала и теперь испытывала чувство, будто место штатного содержимого моей черепной коробки заняло чугунное пушечное ядро из числа тех, которые поотрывали ноги бедненьким гренадерам и пиратам.
Помимо головной боли, меня терзало страшное подозрение, будто я свихнулась. То есть стала совсем чокнутой, потому что к перманентному растроению личности я уже как-то притерпелась и даже привыкла считать его более или менее нормальным состоянием. Но могла ли я, не будучи явной сумасшедшей, сохранить в своей девичьей памяти весьма отчетливое воспоминание о ночной погоне за папарацци, которому я собственными руками оторвала ногу?! Я прекрасно помнила и противный хруст, которым сопровождалось это действие, и стон обезноженного страдальца, и напряжение бицепса своей правой верхней, отягощенной его левой нижней! Я, правда, никак не могла вспомнить, что же было дальше. По всей видимости, я упала в обморок, и одноногий папарацци тоже куда-то упал… Но ведь к тому моменту, когда я очнулась на полу у распахнутой двери, никаких черных людей в помещении не было, если не считать жгучую брюнетку Рузанну, которая высилась надо мной с грозным видом ангела смерти и, кажется, с соответствующими намерениями! И нигде (я проверяла!) не было видно ни оторванной ноги, ни даже пятен крови.
– Полагаю, дорогуша, у тебя случился пьяный бред, – предположила моя Тяпа, как всегда, демонстрируя полное отсутствие жалости и обыкновенного такта.
– Или же это была галлюцинация, вызванная сильной усталостью. – Нюня была более дипломатична.
– Разве бывают коллективные галлюцинации? – обиделась я. – Напоминаю вам, что не только я видела черного человека, мой новый японский друг Чихара-сан тоже за ним гнался!
– Надо сверить твои воспоминания с теми, которые сохранились у Чихары, – посоветовала Нюня.
– О, он вам расскажет! – заржала Тяпа. – Чихара ваш – тот еще шизик! Что это за история у него с пропавшим кабаном?
Я вздохнула. История с японским кабаном, потерявшимся на просторах матушки-Кубани, меня тоже сильно беспокоила. По совести говоря, она походила на пьяный бред не многим меньше, чем страшная сказка об одноногом фотопирате.
– Нет, вы как хотите, а я предпочитаю думать, что история с кабаном вполне реальна! – запротестовала Нюня. – Как-никак, она демонстрирует лучшие человеческие качества: любовь к животным, заботу о меньших братьях…
– Да, если выбирать между кошмаром с ногой и комедией с кабаном, то кабан выглядит поприятнее! – согласилась я.
– А что до любви к животным, то мне вспоминаются бессмертные слова Пятачка! – неоправданно весело сообщила Тяпа. – Любит ли Слонопотам поросят? И если да, то КАК он их любит?
– Может, угостить Чихару свиным шашлыком? – в развитие темы неуверенно предложила я, твердо помня, что строгий начальник Сема Кочерыжкин велел холить и лелеять японцев, как родных и любимых (а все мои любимые родные хорошо приготовленный шашлык очень даже уважают).
– Милая! – проникновенно сказала Тяпа. – Я понимаю, конечно, что тебе не хочется думать о черном человеке с оторванной ногой, но и на японском кабане ты, пожалуйста, не зацикливайся. Если это успокоит твою совесть, организуй Чихаре какого-нибудь хряка, и на этом давай уже забудем чушь и бред минувшей ночи. Утро-то, смотри, какое славное!
– Мороз и солнце, день чудесный! – с подъемом возвестила Нюня, большая любительница классической поэзии. – Еще ты дремлешь, друг прелестный! Пора, красавица, проснись!
Я хмыкнула. Я лично не прочь была спрятать голову под подушку и поспать еще часок– другой, но беспокойные внутренние голоса наперебой подсказывали мне, что ничего из этого не выйдет. Не дадут они мне спать, нечего и надеяться!
Я вылезла из постели, напялила поверх измятой блузки, с грехом пополам заменившей мне пижаму, не менее измятый пиджак, влезла в брючки, изуверски забила ноги в тесные модельные сапоги и похромала в коридор. Запирать номер со спящим в нем приятелем я не стала, потому что опасность нападения на Ларика грабителей и насильников, которых так боится моя Нюня, казалась маловероятной.
Оказавшись в коридоре, я сообразила, что почти незнакома с местной географией. Встревоженная и смущенная неприятным воспоминанием о холодном туалете под скрипучим деревом, я отправилась на поиски места, пригодного для проведения водных процедур хотя бы в усеченном варианте. Найти джакузи, уютно бурчащую вспененной горячей водой, я даже не мечтала, меня устроил бы и ржавый умывальник с единственным краном, лишь бы он действовал. Очень хотелось по возможности привести себя в порядок – это во-первых, и переодеться в чистое и свежее – это во-вторых. Отправляясь в спасательную операцию с Лариком, я даже не подумала захватить смену одежды, за что теперь себя очень ругала.
Остановившись перед мутным зеркалом на повороте лестницы, я с содроганием изучила свое отражение и решила, что выгляжу как самое натуральное огородное пугало.
– Зато ты будешь очень органично смотреться рядом с Чихариным кабаном, – ехидно «утешила» меня Тяпа. – Как самая настоящая Свинопаска!
– Хорошо хоть не как настоящая свинья! – буркнула я и отвернулась от зеркала.
В этот момент в нем – на заднем плане – промелькнула темная тень, которую я успела заметить, но толком не рассмотрела.
– Что это было? – озадачилась я, запоздало всматриваясь в глубины мутно-зеленого стекла.
– Кажется, это был черный человек, – виновато пробормотала Нюня.
По доброте душевной она не хотела меня расстраивать, но даже из благородных соображений не желала кривить душой.
– Он был настоящий или воображаемый? – озвучив этот принципиальный вопрос, я поспешила вернуться с середины лестницы на второй этаж и там внимательно огляделась.
Никаких черных людей в коридоре не было. Это говорило не в пользу версии о моей душевной нормальности.
– Короче, кончай дергаться! – прикрикнула на меня Тяпа, которой окончательно надоело притворяться доброй. – Тому, что здесь никого нет, может быть два объяснения: либо черный человек тебе примерещился, либо он действительно пробежал по коридору за твоей спиной. В последнем случае можно хотя бы не сомневаться, что ноги ему никто не отрывал, с ногами у него все в полном порядке – ишь как носится! Ты-то чего встала как вкопанная? Давай, шагай!
Я послушно зашагала и спустилась в холл.
Гавриил Тверской-Хацумото по-прежнему сидел на диванчике, желтый и неподвижный, как восковая статуя самого себя. В дальнем конце коридора слышалась звонкая капель протекающего водопроводного крана. Я пошла на этот божественный звук и уперлась в дверь с рукописной табличкой: «Завтрак с 7.30 до 8.00». Ниже твердым почерком с нажимом было начертано: «Опоздавших не кормим». Я машинально посмотрела на часы и выяснила, что до начала огорчительно кратковременного сеанса утреннего кормления осталось всего пятнадцать минут. Стало ясно, что мои подопечные интуристы рискуют проспать завтрак. Это заставило меня активизироваться. Стоимость утренней кормежки была включена в счет, и я не намеревалась попусту разбазаривать государственные деньги.