– Со мной и с доской?
– Без доски и без обуви, – мрачно ответил Никита, спешно расшнуровывая ботинки.
– Замерзнет ведь, бедненький, в одних носочках! – закручинилась моя Нюня.
– Возьми бедняжку на ручки! – съязвила Тяпа.
– Я готов! – преувеличенно бодро отрапортовал Никита, зябко переступив босыми ногами. – Ой, блин! Ой, бл-л-ль!..
– Ой – что? – напряглась я.
Терпеть не могу, когда в моем присутствии матерно выражаются!
– Я снова вли-и-и-ип! – взвыл несчастный.
– Ой, блин! – ляпнула я и нервно хихикнула.
Честное слово, было очень смешно видеть человека, приклеившегося к доске! Теперь Никита был похож не на атланта и викинга, а на оловянного солдатика, для пущей устойчивости закрепленного на просторном основании. Очень большой и очень-очень стойкий солдатик из него получился!
– Придется тебе и носки снять, – весело хрюкнув, посоветовала я. – Все равно в походе по снежной целине толку от них было бы мало. К тому же носки гораздо дешевле, чем ботинки, их не так жалко оставить.
– Носки бы я оставил, а с ногами что прикажешь делать? Клей, зараза, промочил носки насквозь! – сердито огрызнулся Никита.
В отличие от меня, ему было совсем не весело. А я, осознав трагикомизм ситуации, сначала захохотала, а потом едва не заплакала. Что же делать-то, а?
– Я сбегаю в гостиницу, позову кого-нибудь на помощь, – ничего получше я не придумала. – Или возьму у Шульца топор и вырублю тебя из доски. Ты постой, никуда не уходи…
Никита взглянул на меня с великим укором, и я снова не выдержала, заржала, как златогривая кобылица.
– Пока ты будешь бегать и рубить, я простужусь и отморожу себе пятки! – с пафосом сказал страдалец. – И кому, скажи на милость, я буду нужен без ног?
– Танька, а ведь это аргумент! – враз перестав веселиться, озабоченно молвила мне Тяпа. – Прикинь, что будет, если котик и впрямь отморозит себе ласты? Тогда безногий мужик будет тебе мерещиться до конца твоих дней!
– Нельзя его тут бросать, Танечка! – поддержала Тяпу Нюня. – Нехорошо это! Негуманно!
– Так. Какие есть предложения? – деловито спросила я.
– Есть одна мыслишка! – сообщила Тяпа, и в голосе ее вновь зазвучало опасное веселье.
– Мама миа! – почему-то по-итальянски вздохнула Нюня, вникнув в суть Тяпиной идеи.
– Другие предложения есть? Нет? Значит, принято единогласно! – подытожила я.
Бледный от переживаний (а может, еще и от холода) Никита застыл на доске – одна нога впереди другой, руки разведены в стороны – и походил на гипсовую фигуру гимнаста, балансирующего на снаряде «бревно». Я обежала «скульптуру» вместе с ее деревянным основанием по кругу, присматриваясь к неровностям почвы и прикидывая, как бы мне половчее осуществить задуманное. Потом остановилась, примерилась и аккуратно, чтобы не разбить собственный ботинок, пнула доску – раз и другой.
– Эй! Ты что делаешь? – покачнувшись, заволновался Никита.
– Не бойся, упасть тебе не грозит, клей удержит, – успокоила я его и увеличила частоту и мощь направляющих пинков.
Доска неохотно уступила штурму и натиску, сдвинулась вперед и, повинуясь моим усилиям, поплыла по заснеженным кочкам, как кораблик по волнам.
– Нет, это не кораблик! – подслушав мои мысли, возразила Тяпа. – В лучшем случае, это неуклюжий плот!
– Скорее даже тяжелая баржа! – подсказала неженка Нюня, недовольная тем, что приходится заниматься тяжелой работой. – А мы – три бурлака!
– Лебедь, рак и щука! – сострила Тяпа.
Тем не менее под моим нажимом доска перемещалась довольно ходко, она только лавировала очень плохо. Мне пришлось здорово попотеть, чтобы обогнуть кучу кирпича, высящуюся на краю участка как небольшая пирамида. Она загораживала выход на открытое пространство довольно крутого склона, по которому при наличии хорошего лоцмана в моем лице можно было подгрести аккурат к калитке «Либер Муттер».
– Славное море – священный Байкал! Добрый корабль – омулевая бочка! – нежным голоском затянула вполне тематическую песню моя Нюнечка.
Никита почему-то не захотел присоединить свой баритон к моему сопрано, и программное заявление про молодца, которому плыть недалечко, я допела сама.
Атлант (все-таки не викинг! Викинг небось не отказался бы спеть в честь открытия зимней навигации!) решительно не желал упражняться в вокале, а упрямая доска никак не хотела выполнять сложный маневр в обход кирпичной пирамиды. Я в полной мере поняла, как трудно приходится морякам, огибающим мыс Горн. Пыхтя и спотыкаясь о разбросанные там и сям кирпичные обломки, я бегала вокруг Никитиного «судна» и направляла его поступательное движение прицельными пинками в борта. При этом сам Никита, вырастающий из доски подобием мачты, мог помочь мне только словом, но не помогал и им. Происходящее его нисколько не развлекало. Парень был так мрачен и хмур, что мы с Нюней решили его подбодрить и напели очень подходящую, как нам показалось, песню:
– Капитан, капитан, улыбнитесь! Ведь улыбка – это флаг корабля!
Боюсь, последний слог я выкрикнула слишком громко, и песенка получилась не вполне приличной, но мне уже было не до вокала. Неожиданно одна моя нога отяжелела так, словно к ней привязали гирю. Опустив глаза, я увидела, что к подошве ботинка рыбой-прилипалой пристал кирпич! О причине противоестественного слияния подметки и строительного камня позволял безошибочно догадаться характерный запах конверсионного антикрысиного клея.
– Вот козел-собака! – выругалась я и гневно топнула отяжелевшей ногой.
Это не избавило меня от довеска. Я попыталась отделить кирпич от подошвы, схватив его двумя руками, но поняла, что скорее оторву себе ступню.
– Однако поразительно актуальная тема одноногости мне уже здорово надоела! – сквозь зубы процедила Тяпа.
– И кирпич этот тоже очень надоел! – прохныкала Нюня.
– Надо же, как не вовремя! – с досадой сказала я.
Мне ведь почти удалось вывести Никитино суденышко из-за кирпичного острова на стрежень, на простор крутого склона! Еще чуть– чуть – и с ролью буксира, толкающего неповоротливую груженую баржу, можно было бы попрощаться. И тут появляется прилипучий кирпич и образует нерушимый союз с моей обувкой!
– Татьяна, ты где? – встревоженно позвал меня Никита. – Татьяна! Татья-на-а!
Зов превратился в бессмысленный крик, полный ужаса.
Я мигом забыла про нерушимый башмачно-кирпичный союз, вскинула голову и успела проводить взглядом доску, без руля и без ветрил уходящую в большое плавание под откос.
– Русские – очень своеобразные люди, – сказал Хакими Ногаи, благосклонно наблюдая за поросенком, который с удовольствием валялся в снегу. – Они буквально сотканы из противоречий!