– Конечно! – сощурилась я. – Зато у вас был весьма здоровый интерес – вчера, в лифте, когда вы мою подружку к себе в номер калачом заманивали!
– Кстати, о калаче! – Прилизанный приоткрыл захлопнутую было дверь и громко позвал:
– Марина! Много ли барин хлеба-соли откушали?
– Отломил кусочек! – послышалось из соседнего помещения. – Маленький! Не беспокойся, я на это место вареньем капну и заплатку из цукатов прилеплю, будет совсем незаметно!
– Какие кадры, а? Решают все! – Николай послал в проем милостивую улыбку, закрыл дверь и подошел к нам.
– У него есть три минуты, – снова посмотрев на часы, предупредил меня рыжий и поднялся. – Потом сядет следующий борт, и надо будет встречать министра. Не задерживайте ответственного товарища!
– Не задержу, – пообещала я. – Пусть только честно все расскажет.
– Клянусь говорить правду, одну правду и только правду! – пообещал прилизанный, занимая стул, освобожденный рыжим. – Ладно, без шуток. Что вы хотите знать?
– Когда вы расстались с моей подругой? – без промедления приступила я к допросу.
– Минут через тридцать после того, как с ней познакомился, – без запинки и, как мне показалось, честно ответил Коля. – Чем мы занимались эти полчаса, рассказывать? А то я могу правду и только правду…
– Не надо, – буркнула я.
Полчаса – это было похоже на правду. Не знаю (но догадываюсь), что делали в это время моя подруга и ее приятель, а я как раз успела принять душ, постоять на балконе, там случайно обнажиться, перебраться по парапету в соседний номер, полежать под чужой кроватью, выползти из-под нее, завернуться в покрывало, посидеть в образе индийской принцессы в холле – и тут как раз вернулась Райка. Она на минутку заскочила в ванную, потом уступила ее мне, а сама снова упорхнула. Куда?
– В тот вечер она больше не приходила к вам? – спросила я прилизанного.
– Нет, не приходила, – ответил он, не сумев в полной мере скрыть своего сожаления по этому поводу. – Да я и не ждал. Другого каравая у меня не было, и деньги тоже закончились…
– И что? – обиделась я за подругу. – Райка же не ради денег, она не такая, как эти, гостиничные!
– Она гораздо круче, – согласился мой собеседник, мечтательно жмурясь. – Я подарил ей казенный каравай, за который кондитерский цех ресторана заломил полторы тысячи рублей, и ничуть об этом не жалею! Да что каравай! Я ей еще пятьдесят баксов дал, и тоже не жалею! Я бы даже сотню дал, просто в заначке больше ничего не было.
– Райка взяла с вас деньги?! – неприятно удивилась я.
Я была уверена, что моя легкомысленная подруга скачет из одной постели в другую не корысти ради.
– Горбатого могила исправит! – съязвила обычно кроткая Нюня.
И осеклась, вспомнив, что могилу для морально горбатой Раисы, наверное, уже копают.
– Значит, больше вы мою подругу не видели, – повторила я.
– Почему не видел? Видел! – неожиданно возразил Коля. – Я после нашей бурной встречи на балкон вышел – покурить. Стоял, дымил, смотрел вниз и увидел, как она вошла в казино. В таком желтом блестящем лапсердаке с хвостом.
– Парчовое вечернее платье фасона «Золотая рыбка»! – Я тут же вспомнила этот шикарный подружкин наряд и снова не усомнилась, что свидетель говорит правду. – А какое казино – то, которое в нашем отеле? Не то «Феникс», не то «Феликс»?
– «Сфинкс».
– Ну, поговорили? – над моим плечом навис рыжий Сеня. – Закругляйтесь, пора принять министра.
К министру прилизанный Коля рвался всей душой. Меня быстро выпроводили из ВИП-зала, и я побрела на автобусную остановку, бормоча себе под нос:
– Мистер Твистер – бывший министр, мистер Твистер – миллионер, владелец заводов, газет, пароходов, приехал зачем-то в СССР…
За каким чертом явился в Советский Союз буржуйский министр из детского стихотворения, я забыла намертво, и это почему-то меня сильно беспокоило.
– Вот все мне ясно…
Васька замолчал, двигая челюсть вперед-назад, как ящик комода.
«Полный идиот!» – с интонациями склеротического депутата Егора Ильича Колчина молвил внутренний голос его референта. Лешка саркастически усмехнулся. Он по опыту знал, что заявление «Мне все ясно!» в большинстве случаев равнозначно признанию «Я ничего не понимаю!».
– Я не понимаю только одного…
Зафиксировав челюсть, квадратный Васька сходства с предметом мебели не утратил.
– Если эта девка уплыла с нашей яхты в чем мать родила, то как же она забрала с собой шефовы бумаги? Они же в воде размокнут!
«Не полный идиот», – с сожалением отменил собственный вердикт Лешкин внутренний голос.
– Она могла положить бумаги в какую-нибудь герметичную емкость, – предположил он.
– У нее не было никаких герметичных емкостей! – напомнил упрямый Васька и покраснел.
– Она могла найти что-нибудь подходящее на яхте! – занервничал Лешка. – В камбузе есть пластиковые контейнеры, а в баре – бутылки с завинчивающимися крышками!
– И как бы она потом плыла – с бутылкой-то? – не унимался приставучий Васька.
– Как, как! Молча! – рявкнул Лешка.
– В смысле держа бутылку в зубах?! – простодушно восхитился Васька. – Голая, одна-одинешенька в холодном ночном море… – Он явно представил себе эту картину и уважительно присвистнул: – Спецназ «Морские котики»!
– Вася! – проникновенно сказал раздерганный Лешка. – Если мы с тобой не найдем эту драную морскую кошку, то тоже поплывем в холодное ночное море и тоже голыми, но не с бутылками в зубах, а с кирпичами на шеях, и прямиком на дно! Рыб кормить! Всей-то разницы, что не в одиночку, а парой!
– Мы ее найдем, – помрачнев, пообещал Васька.
И не удержался – покосился на гостеприимно распахнутые двери суши-бара. Ему не хотелось кормить собой рыб. Хотелось, чтобы наоборот.
Лешка по сторонам не глазел и направился прямо к портье. Встав у стойки, как певец у рояля, он кашлянул, пробуя голос и привлекая к себе внимание. Текст драматического монолога ему предстояло сочинять по ходу пьесы.
Васька тоже подошел к стойке и замер за спиной товарища, по привычке расставив ноги на ширину плеч и сложив руки на ремне. Выглядел он внушительно, как гранитный обелиск, и желания вступать с ним в контакт у мыслящих существ не вызывал. Граждане отдыхающие обходили монументального Василия по широкой дуге, и у стойки ресепшена образовалась тихая гавань.
– Слушаю вас, – вертлявый портье послал дежурную светлую улыбку поверх головы невысокого Лешки.
Улыбка врезалась в бугристую грудь Василия и разбилась на неуловимые атомы.
– Мне нужна ваша помощь в одном вопросе, любезный, – Лешка понизил голос, давая понять, что вопрос деликатный, и прикрыл глаза, сосредоточиваясь на устном творчестве. – Видите ли, я ищу девушку…