– Тук! Тук! Тук! Тук-тук-тук, тук! Тук! Тук!
– Из крохотных мгновений создан дождь! – подхватила Нюня, пока я сражалась с полиэтиленовой шторой. – Течет с небес вода обыкновенная!
Вода действительно текла, и не только из душа, но и с меня, поэтому я не стала затягивать общение с гостем сверх необходимости. Ограничилась тем, что приоткрыла дверь на ширину плеч котенка, просунула в щель мокрую руку и уронила в ладонь Ольденбургского аккуратный картонный пакетик с логотипом отеля. В нем вместе со швейными принадлежностями – иголкой, булавкой и двумя жалкими нитяными моточками – лежала винтажная мундирная пуговица.
– Это тебе, – сказала я, торопясь закрыть дверь.
– А это тебе, – ответил Павел, в последний момент протолкнув в сужающуюся щель картонную коробку размером с пачку печенья.
Коробку тоже украшало незатейливое и одновременно пафосное лого «Перламутрового» – небывало крупная жемчужина, распирающая слишком тесную для нее гофрированную ракушку. Под картинкой тянулась надпись: «Салфетки бумажные». Я удивилась такому неожиданному подарку, но отказываться от презента не стала. Мягкая гигроскопическая бумага ситуативно сочеталась с моими мокрыми телесами.
Небрежно забросив салфетки на полочку под зеркалом, я вернулась под душ и неторопливо, со вкусом закончила омовение. Старательно намазавшись молочком для тела, напитав кремом кожу лица, я в облаке ароматного пара выплыла из ванной и позвонила домой – дедушке.
– Танюнечка! – обрадовался он. – Как тебе там отдыхается, милая?
– Я не скучаю, – уклончиво ответила я, не спеша пугать пожилого родственника рассказом о своих приключениях. – Тут как раз проходит крупный международный симпозиум, приехало много интересных людей. Ты, деда, может, знаешь такого депутата – Колчин Илья Егорович? Он на своей яхте приплыл.
– Он Егор Ильич, – поправил дедуля уже не радостным голосом. – Танюнечка, держись от него подальше, это плохая компания!
– Да я с ним не вожусь, я просто так сказала. Говорят, этого Колчина вчера обворовали!
– Не иначе Репина украли? – охнул дед.
– Какого Репина? – удивилась я.
– Как это какого, ты что, стыдно не знать! Илью Репина, великого русского художника! – пристыдил меня дедуля. – На колчинской яхте в кают-компании висит настоящий Репин – ранний вариант картины «Торжественное заседание Государственного совета 7 мая 1901 года в честь столетнего юбилея со дня его учреждения».
– Силен старик! – искренне восхитилась дедушкиной памятью досрочно склеротичная Тяпа.
– Насчет колчинского Репина ничего не знаю, – сказала я. – По слухам, у него какие-то важные бумаги украли. Что-то по нефтегазовой части.
– А-а-а! – протянул дедуля и надолго замолчал.
– Что «а-а-а»? – не выдержав, невежливо спросила я.
– Танечка, ты в эти дела не встревай, – сказал дед.
– Я и не встреваю, – соврала я и перевела разговор на тему бабулиного и дедулиного здоровья.
И, лишь закончив разговор, обратила внимание на шум в коридоре.
– Ой, батюшки! – горестно восклицала какая-то женщина. – Ой, горюшко!
– Ну и что, что батюшка, ну и что, что горюшко, – зашептала мне в ухо трусливая Нюня. – Чужие проблемы с родственниками нас не касаются! У нас своих предостаточно!
Я не стала уточнять, чего, по ее мнению, у нас перебор – проблем или родственников. Тяпа требовала от меня активных действий. Я торопливо запаковалась в махровый халат, высунулась в коридор и увидела упитанный серо-бурый зад, выглядывающий, если можно так сказать о пятой точке, из соседнего номера. Дверь в него была открыта настежь, и голосила дама слишком громко для интимной ролевой игры, поэтому я не постеснялась вмешаться и спросила:
– Что случилось?
Зад втянулся в помещение, а вместо него показалась голова в тугих кудряшках свежей химической завивки. По макияжу в стиле «Чингачгук на тропе войны» я узнала горничную Клаву.
– Ох, батюшки! – воскликнула она вместо ответа.
Упоминание батюшек во множественном числе будоражило воображение. Мне живо примстились священнослужители в рясах, с крестами на животах и благостными лицами праведников. Что они могут делать в столь не богоугодном заведении, как наш отель, приют порока, я не придумала, поэтому подошла посмотреть.
Действительность далеко превосходила самые смелые фантазии. Никаких благолепных людей в черном в соседнем номере не было. На полу в прихожей, раскинув ноги циркулем, сидел некто в белом с этих самых ног и до головы, спрятанной под жемчужным шаром. Не то анимированный логотип «Перламутрового», не то космонавт в парадно-выходном скафандре…
– Гуманоид с Сириуса! – вспомнила Тяпа.
– Бу-бу-бу! Бу! Бу! – злобно и гулко забубнил гость из очень дальнего зарубежья, тщетно пытаясь снять шлем.
Попытка не удалась, гуманоид расстроился и стукнулся головой о стену.
– Тихо, тихо! – громче прежнего заголосила горничная Клава. – Расколотишь казенный плафон, кто платить будет?
– Ах, так это плафон? – пробормотала я и подняла глаза (что было бы гораздо более уместно в присутствии кроткого святого отца, чем буйного брата по разуму).
Голый шнурок, свисающий с потолка, напомнил инфантильной фантазерке Нюне хвост, потерянный осликом Иа. Хотя даже Нюня не смогла вообразить кульбит, который должен был проделать четвероногий (как Пятачок) ушастый (как Кролик), но не летучий (как Сова) дружок Винни Пуха, чтобы оставить свой хвост на крючке в потолке.
– О чем вы думаете?! – рассердилась на нас с Нюней рационалистка Тяпа. – Человеку на голову упал плафон!
– Почти как в фильме с Пьером Ришаром! – не удержалась от напоминания наша любительница детской кинематографии и мультипликации.
– Не шевелись, сиди смирно! – прикрикнула на человека-одуванчика горничная. – Я сейчас электрика позову!
Она повернулась и выскочила из номера. Я заняла ее место, заглянула сверху в отверстие на куполе плафона и увидела короткие соломенные вихры.
– Да это же принц Ольденбургский! – некстати захохотала бесшабашная Тяпа. – Павел, вас короновали?!
– Бу!
Августейший гуманоид сердито ругнулся, крепко приложился о стену, и лопнувший плафон отозвался печальным эхом:
– Бум!
– Осторожно, не поранься! – Я помогла Ольденбургскому вылупиться из треснувшего стеклянного яйца. – Надо же, как тебе не повезло…
– Как не повезло мне и как повезло кому-то другому! – язвительно согласился он и посмотрел на меня с нескрываемым подозрением. – Той сволочи, которая притаилась за дверью и нахлобучила мне на башку эту лампу!
– Кто-то караулил тебя в номере для того, чтобы увенчать твое чело плафоном? – удивилась я.