– Возможно, после тебя она ждала кого-то еще? – предположила я, вспомнив о множественных следах в ванной. – Кого-то с более высокими требованиями к волосяному покрову нижних конечностей?
– Это Бронича, что ли? – презрительно скривился Зяма.
– Может, и Бронича! – согласилась я. – Не зря же он рвался в квартиру, как к себе домой, а потом буянил и сквернословил в подъезде! Кстати, хорошо бы выяснить, что именно он говорил, это помогло бы прояснить характер их с Цибулькиной взаимоотношений. Впрочем, зачем? Похоже, шефу не будет предъявлено обвинение в убийстве.
– Дюха, можно задать тебе один интимный женский вопрос? – никак не прокомментировав сказанное, спросил братец.
– О боже, Зяма! Не поздновато ли? Я думала, ты уже знаешь ответы на все интимные женские вопросы! – цинично заметила я.
– Скажи, пожалуйста, ноги, которые брили бритвой, отличаются от ног, которые мазали кремом для эпиляции? – не обратив внимания на мой тон, настойчиво спросил братишка.
– Ты разве не видел по телевизору рекламный ролик про странную девушку, у которой одна нога колючая, а другая гладкая, как шелк? – ответила я вопросом на вопрос.
– Во-от! – протянул братец. – Думаешь, милицейские эксперты затруднятся выяснить, каким способом Леночка истребляла растительность на ногах?
Я немного подумала и погрустнела.
– Да, ты прав, подозрительно получается. Если знать, что Цибулькина пользовалась депилятором, версия о несчастном случае с бритвой выглядит сомнительно.
– Убили Леночку или нет, но мы не должны отказываться от расследования, Дюха! – твердо сказал Зяма. – Более того, мы обязаны опередить с выводами настоящих сыщиков, ибо они могут сбиться с курса, а мы в этом совершенно не заинтересованы. Итак, что ты намерена предпринять по данному делу сегодня?
– Еще не знаю, – честно сказала я. – Пожалуй, для начала пойду в офис и буду работать над этим вопросом по методу Макса Смеловского: забившись в тихий уголок с телефоном.
– А я сразу после завтрака спущусь к Трошкиной и поделюсь с ней оперативной информацией, – сказал Зяма и, посмотрев на себя в зеркало, поиграл мышцами.
Смекнув, что Алке при хорошем раскладе вполне может обломиться что-нибудь и помимо оперативной информации, я сказала:
– Очень хорошая мысль! Трошкина – наш мозговой центр, мы должны ее беречь и любить.
Зяма был не против, даже наоборот, и с новым интересом принялся копаться в шкафу, подбирая одежду для предстоящего посещения мозгового центра. Я скоренько позавтракала приготовленным папулей омлетом с сыром и крабами, на всякий случай позвонила Денису Кулебякину на мобильник и домой (безрезультатно), а потом поехала на работу.
На двери офиса висело бумажное объявление, написанное от руки и с ошибками: «Дверьцу не раз-пахивать!» Я сочла, что искаженный глагол «разпахивать» отлично передает стремительность действия, попавшего под запрет. Табличку явно смастерил Иван Иванович, мастер на все руки, производящий у нас ремонтные работы. Ван Ваничу свойственно интуитивное понимание глубинных семантических слоев русской речи, он умеет вывернуть наизнанку самое простое слово. К примеру, Пашку Макарова с его приторными манерами дедок называет не слащавым, а «злощавым». Очень выразительно, по-моему.
– Раз! Пахиваю! – предупредила я, толкая «дверьцу».
Она открылась не полностью, а уперлась в шаткое подобие высокого младенческого стульчика, грубо сколоченного из неструганых деревяшек. На верхней площадке этой ненадежной конструкции, как раз на уровне моих глаз, покачивались на носочках старые мужские ботинки, густо заляпанные белой краской. Я подняла взгляд выше и увидела брезентовые штанины, несвежий бязевый халат, задранную ввысь лохматую бороду и под самым потолком – бумажную шапочку «корабликом». Ван Ванич, покрывающий водоэмульсионной краской наклеенные на потолок обои, являл собой забавную карикатуру на балерину в белой пачке и на пуантах. Елозя по потолку валиком, он даже приговаривал так же, как репетирующая танцовщица:
– И-раз, два, три! И-раз, два, три!
– Ван Ванич, здрасьте, а почему вы лестницу не взяли? – спросила я, бочком протискиваясь мимо деревянной башни. – Было бы и удобнее, и безопаснее!
Старикан, обычно очень общительный, на этот раз был сердит, и разговор о технике безопасности малярных работ у нас с ним не завязался. Я прошла в помещение, а Ван Ванич под потолком забормотал какой-то корявый стишок, явно собственного сочинения. В нем содержалось обращение к лестнице, которая рифмовалась с «прелестницей» и «кудесницей», а также имелся вопрос в хорошем рэперском ритме: «Ишь, слышь, где стоишь?» Он удачно рифмовался со строкой, заканчивающейся словом «шиш».
Девчонки и Андрюха о задержании Бронича ничего не знали и спокойно работали. Катерина и Люся висели на телефонах, а Эндрю ваял рекламное объявление для телевидения и остро нуждался в моей редакторской помощи.
– Ин, как это пишется? – спросил он, выйдя из своей темнушки, чтобы показать мне листочек с текстом заказчика. – Каждое слово с большой буквы, да?
– Первое Всекубанское Шоу Грызунов? – я заинтересовалась. – Это как же?
– Как конкурс красоты «Мисс Екатеринодар», только для мышей и сусликов! – ехидно подсказала Катерина. – Любящие владельцы стараются представить городу и миру своих декоративных зубастиков во всей их сомнительной красе. Голохвостые крысы пятнистой расцветки «конь в яблоках» пугают чувствительных девушек. Дрессированные хомяки набивают защечные мешки гуманитарной помощью зрителей.
– Бобры показательно строят плотину в русле ближайшего канализационного коллектора! – подхватила я. – А шведские семьи кроликов наглядно демонстрируют элементарные, но эффективные упражнения камасутры!
– Серьезно? На кроликов я бы посмотрел! – сообщил Андрюха. – У нас контрамарочки будут?
– Обязательно вам надо все опошлить! – обиделась Люся, стараниями которой наше агентство получило этот заказ. – Будет вполне приличное мероприятие, Ассоциация любителей декоративных грызунов «Чучундра» проведет выставку-конкурс животных редких пород и раздаст призы. Конечно, все будет красиво и элегантно.
– Долговязые топ-модели длинными шагами от бедра пройдутся по подиуму, держа на поднятых ладошках элитных крыс и вип-хомяков! – предположил Андрюха.
Чувствовалось, что он вполне оправился от последствий позавчерашнего мальчишника и обрел свое обычное остроумие. Я представила себе модельных красоток, прохаживающихся туда-сюда по «языку» с грызунами на руках, и вдруг мысли мои сами собой переключились на актуальное детективное дело. Как же все-таки Бронич покинул свой кабинет и вообще здание? Вот ведь и вахтерша вчера вечером подтвердила слова Катерины: шеф «туда» вошел, а «сюда» не вышел…
Эндрю с текстом, в который я наскоро внесла кое-какие коррективы, удалился к себе, девочки уткнулись в бумаги. Я решила не тревожить их сообщением о том, что наш любимый шеф томится в застенках. Во-первых, возможно, что Бронича вот-вот отпустят на свободу, зачем же раньше времени поднимать панику. Во-вторых, начальник не скажет спасибо, если я уроню его престиж в глазах коллектива. Пойду-ка я потихонечку в шефов кабинет, осмотрюсь там, может, пойму, каким образом Броничу удалось повторить фокус Копперфильда с исчезновением из закрытой комнаты.