Мое собственное времяпрепровождение между обедом, который я пропустила, болтаясь в аэропорту, и припозднившимся ужином было бессодержательным и неинтересным (получасовое общение с Зямой не в счет). Я уныло бродила от стены к стене, воображала то Инку, томящуюся в плену маньяка, то Зяму, сдающегося в сексуальный плен добровольно и с большой охотой, тихо свирепела и шумно грызла ногти.
В половине седьмого вернулся Кулебякин. Он выглядел усталым, но не угнетенным и еще не утратил желания задавать людям многочисленные и разнообразные вопросы.
– Где мы будем ужинать? – требовательно спросил он. – И когда мы будем ужинать?
– И с кем? – спросила я, имея в виду, что наш третий товарищ безвозвратно (увы, не безразвратно!) канул в перины.
– И что мы будем ужинать? – добавил Зяма, волшебным образом материализовавшись на пороге.
Он тоже выглядел усталым, но довольным. В связи с этим мое желание собственноручно лишить славный род Кузнецовых прямого продолжателя усилилось и стало почти нестерпимым. Я непроизвольно взмахнула сувенирной велоцепью, и капитан Кулебякин понял этот жест по-своему:
– Выкатимся из отеля и перекусим в городе?
– Можно и перекусить, – согласилась я, пристально глядя на открытое горло распутника Зямы и чувствуя, что в глубине моей грешной души пробуждается вампир.
– Я все узнал, тут самая дешевая кормежка в «Макдоналдсе» и в индийских пиццериях, – оживленно сообщил беззаботный развратник, следуя к моей ванной комнате и на ходу непринужденно стягивая с себя джемпер. – Одну минуточку, я сейчас быстренько ополоснусь, переоденусь, и мы сразу же выкатимся!
– Я его убью! – беспомощно пробормотала я.
Правильный мент посмотрел на меня укоризненно, покачал головой и даже погрозил пальцем, но минут через десять (Зяма плескался в ванной, как утица, и распевал, как соловушка) кардинально поменял точку зрения на убийство данного конкретного индивидуума и сам крикнул:
– Зямка, я тебя убью! Сколько можно ждать? Жрать хочется – спасу нет! Еще минута – и мы уйдем без тебя!
Это заставило безмятежного купальщика ускориться, и уже через двадцать минут мы сидели в какой-то афганской забегаловке, с уважением разглядывая огромную, с тележное колесо, пиццу, густо посыпанную молотым перцем и пряностями. Треугольный порционный кусочек поместился в моей тарелке только после того, как я разрезала его на четыре части и сложила их башенкой.
На вкус пицца оказалась так себе, с перцем афганский повар сильно переборщил, но пиво мальчики похвалили. Едва промочив горло, они начали докладывать.
– Рассказываю, – веско сказал капитан Кулебякин и со стуком опустил тяжелую пивную кружку на кружок с портретом Моцарта, отчего на картоне образовалась кольцеобразная вмятина и благородные черты великого композитора мучительно исказились.
Я в ожидании весьма вероятных дурных вестей скроила очень похожую мину.
– Есть две новости: хорошая и плохая, – сообщил капитан. – Сначала хорошая: подключать к поискам Инки моих австрийских коллег не понадобилось, они уже и сами ее ищут.
– Какие молодцы! – обрадовался Зяма. – Надеюсь, они ее найдут!
– Надеюсь, что нет! – покачал головой Кулебякин. – Эта воистину многогранная личность – моя невеста, а ваша подруга и сестра – разыскивается по подозрению в причастности к ряду преступлений, совершенных бандой организованных преступников.
– Небось сама же ее и организовала, – пробормотал Зяма, продемонстрировав неверие в лучшие качества своей сестрички – с одной стороны, и отличное знание ее худших черт – с другой.
– И как же нам теперь быть? – огорчилась я. – Не найдет полиция нашу Инку – плохо, найдет – еще хуже.
– Просто мы должны найти ее раньше, чем полиция, – сказал Зяма.
И мы заспорили о том, следует ли нам сидеть тихо, дожидаясь результатов полицейского расследования, или же имеет смысл начать выездной концерт нашего маленького коллектива детективно-художественной самодеятельности. Я считала, что мешать полиции не следует, надо внимательно следить за ее успехами со стороны, а в последний момент выскочить вперед, чтобы вовремя перехватить Кузнецову и не дать ей загреметь на австрийский цугундер. У Зямы было другое мнение. Ему хотелось самой бурной деятельности, приключений, активных перемещений в пространстве, восхищенных взглядов публики – короче, мой милый жаждал примерить на себя костюм Джеймса Бонда (который при наличии подходящей публики женского пола обещал трансформироваться в костюм Адама). Я все менее спокойно объясняла любимому, сколь неразумна его позиция, мысленно сожалея о том, что оставила в номере велосипедную цепь. Она могла бы стать прекрасным аргументом в нашем споре!
Кулебякин во время этого сумбурного разговора сосредоточенно ел пиццу, пил пиво и безжалостно трамбовал кружкой благородный лик Моцарта. Изувечив его до неузнаваемости и методично зачистив блюдо от остатков еды, капитан заказал еще пива, откинулся на спинку скамьи и непререкаемым начальственным тоном сказал:
– А теперь слушаем все сюда. Мешать австрийской полиции мы не будем.
Я показала язык разочарованному любителю приключений Казимиру Бонду, но оказалось, что торжество мое преждевременно.
– Ссориться с местной полицией мы не станем, наоборот, будем максимально близко дружить. Я уже сообщил иностранным коллегам, что женщиной, которую они объявили в розыск, живо интересуются и российские органы охраны правопорядка в моем лице. Мы с австрияками будем искать Инку параллельно, заботливо держа друг друга в курсе событий и регулярно обмениваясь полезной информацией. Естественно, наиболее ценную информацию, добытую нами в режиме частного сыска, мы будем придерживать при себе.
Теперь уже Зяма-Джеймс Кузнецов 007 скорчил мне насмешливую гримасу.
– Не гримасничай, а то появятся ранние морщины! Как вот у него! – сердито сказала я, ткнув пальцем в сильно гофрированную физиономию картонного композитора.
У Моцарта, многократно битого кружкой, был тот еще видок. Зяма зримому предупреждению внял, послушался меня и перестал корежиться. Чтобы закрепить свою моральную победу, я перешла в наступление и потребовала:
– А теперь, Зямка, отчитывайся ты! Какую бесценную информацию удалось найти в разворошенных постелях?
– Вот я сейчас все по порядку! – кивнул самозваный Бонд и заерзал на лавочке, вытягивая из заднего кармана пижонских штанов лист бумаги. – У меня тут все записано!
– Ты начал писать порнографические рассказы? – оживился капитан Кулебякин.
– А что? Все данные для этого у меня есть! – похвастался Зяма. – Я имею…
Кулебякин, сострадательно взглянув на меня, быстро пихнул его локтем.
– Я имею наследственную склонность к писательству, – как ни в чем не бывало закончил Зяма. – Итак, вот что я узнал.
Узнал он всякую чушь – а что толкового могли поведать эти тупые развратные горничные? Что мы с Инкой в первый же вечер в отеле в честь благополучного прибытия на австрийскую землю ополовинили мини-бар, вылакав три бутылки вина на двоих. Что чуть позже, ночью, вдохновленный нашей национальной принадлежностью, нам в номер звонил русскоязычный ночной мотылек, и нетрезвая Кузнецова не сразу послала его туда, куда он нас приглашал, а сначала заинтересованно прослушала подробнейший перечень предлагаемых интимных услуг и даже сделала бескорыстную попытку поторговаться. Что поутру мы бегали поплескаться в бассейне, где не столько плавали, сколько строили глазки мужикам и продолжали это делать за завтраком…