– А давайте выпьем за знакомство! – откровенно веселясь, предложил Зяма, потрясающе охотно откликающийся на Кузю. – Вы, Катенька, что будете?
– «Катенька» будет мартини с грейпфрутовым соком, – подсказал капитан Кулебякин, гипнотизируя беспамятную возлюбленную пристальным взглядом.
– Никогда не пробовала, – кокетливо сказала Инка-Катеринка. – Ну давайте!
– Ольга Семеновна! – по-свойски покликал трактирщицу хмельной и веселый Зяма. – Битте, нам четыре пива и три мартини с соком. Даня, переведи!
Даня-Денис перевел, и австрийская двойняшка Зяминой училки выдала нам заказанные напитки. Мы выпили за встречу, повторили за знакомство и тут же начали крепить новую дружбу более серьезными спиртными напитками.
Атмосфера в заведении все больше приближалась к идеалу, о котором грезил Зяма. Даже примороженная трактирщица оттаяла, разрумянилась и все чаще улыбалась, очевидно, радуясь быстро растущей выручке. Свободный художник-олигарх Кузьма Казимиров исправно заказывал выпивку для всех, и Инкины красавцы от него не отставали, тоже раскошеливались. От спиртного никто не отказывался, даже я изменила своим принципам и без долгих уговоров перешла с мартини на шнапс, в связи с чем дальнейшее веселье воспринимала все менее отчетливо.
Помню, опустошив первый пятилитровый бочоночек пива, Зяма с Муней пошли искать туалет, на обратном пути нашли в темном углу исправный музыкальный автомат, и после этого трактир окончательно потерял всякое сходство с тихой классной комнатой.
Денис Кулебякин без устали кружил хмельную Кузнецову в вихре вальса. Мы с Маней, Муней и Моникой весело играли в «ручеек». Наш великий дизайнер вновь почувствовал позывы к творчеству и на смеси русского и английского уговорил-таки трактирщицу привнести в безликий интерьер заведения характерные элементы средневекового постоялого двора. С таковой целью были принесены и зажжены стеариновые свечи, а электрические лампы, наоборот, выключены. После этого плясать и играть в подвижные игры стало гораздо труднее, но зато намного интереснее, потому что принять участие в процессе так и норовили столы и табуретки, выпрыгивающие под ноги в самый неожиданный момент.
В какой-то момент мечущиеся в дыму фигуры участников стихийного праздника стали удваиваться и даже утраиваться в моих глазах. Это сподвигло меня провозгласить тост за зримые успехи австрийских ученых в области человеческого клонирования, однако выяснилось, что к нашей двуединой компании просто-напросто незаметно прибились какие-то новые люди. Это, впрочем, не помешало присутствующим выпить и за клонирование тоже, но потом мой любимый Куземир увлек меня на свежий воздух, с несрываемым одобрением приговаривая:
– Ну и напилась же ты, Трошкина, приятно посмотреть!
С выбором места, куда ему наиболее приятно посмотреть, он не затруднился и принялся расстегивать пуговки моей курточки, но вдумчивому созерцанию помешал капитан Кулебякин, в австрийском миру – Фигасов. Он вышел выполнить упражнения дыхательной гимнастики без партнерши и беззастенчиво разбил нашу пару, прицепившись ко мне с вопросом:
– Ты скажи лучше, что делать, чтоб к Инке память вернулась?
Пока я думала над ответом, Зяма пытался уверить капитана, что будет совсем неплохо, если его сестрица кое-что забудет навсегда. Ну, например, их с Денисом периодические ссоры и свое недовольство его работой в милиции. Эти аргументы в пользу Инкиного беспамятства Кулебякина не успокоили. И мне тоже нечем было его порадовать – я просто не знала, как вернуть Кузнецовой бесценные воспоминания тридцати минувших лет.
– Как это так – не знаешь? Ты должна знать! – с пьяной настойчивостью пытал меня Денис. – Ты из нас троих в психиатрии больше всех сечешь!
Будь я трезвой, я напомнила бы ему, что никогда не была специалистом-душеведом, хотя в бытность свою инструктором по лечебной физкультуре в краевом наркодиспансере действительно имела сомнительное удовольствие наблюдать психиатрию в действии с довольно короткого расстояния. Но пьяную меня вдруг неудержимо потянуло давать советы и врачебные рекомендации. Я приложила палец к губам, внушительно шикнула, загадочно икнула и сказала:
– Тс-с! Только ни-ко-му! С-строго между нами!
Между нами попытался вклиниться Зяма, не потерявший интереса к созерцанию и осязанию моей обнаженной натуры, но заинтригованный таинственным предисловием Денис его безжалостно прогнал. Зяма обиделся и ушел в кабак, а я значительно сказала:
– С клином что делают?
– Стреляют? – предположил Кулебякин.
Он цапнул на поясе несуществующую кобуру и запрокинул голову в небо, высматривая приговоренный к расстрелу гусиный клин.
– Не-ет! – Я размашисто, как метроном, покачала пальцем. – Клин выбивают другим клином! Соответственно с шоком делают – что?
У Дениса версий не было, и тогда я сама сказала:
– Шок выбивают другим шоком! – И затем развила стройную теорию, до которой вряд ли додумалась бы на трезвую голову. – Смотри, у Кузнецовой что-то случилось с головой…
– У нее на макушке здоровенная шишка, я нащупал ее, когда мы танцевали, – сообщил капитан.
Оставив в стороне несвоевременный вопрос, как называется танец, оригинальным па которого является ощупывание черепной коробки партнерши, я вскричала:
– О! Ты понимаешь, что это значит? Инке крепко дали по башке! Наверное, именно от этого удара все воспоминания в ее голове спрессовались в плотный брикет. А поскольку это были воспоминания за целых тридцать лет, то кирпичик получился тяжеленький! Поэтому он и канул глубоко в подсознание.
– И что же теперь делать? – спросил капитан, выслушав меня с уважительным вниманием.
– Ждать, пока он всплывет.
– Это кирпич-то всплывет?
Я подумала и выдала:
– Тогда не ждать, а как-то так энергично всколыхнуть Кузнецову с ее подсознанием, чтобы брикетированные воспоминания раскрошились, растворились и обратно в мозги замешались. Знаешь, как смешивается замороженный пломбир с соком в миксере.
– Всколыхнуть, говоришь? Ладно, всколыхнем, – решительно кивнул Денис.
Мы вернулись в изрядно задымленный трактир, «для сугрева» накатили еще по стаканчику, и что было дальше – я, извините, не помню.
Эти трое приглянулись мне с первого взгляда. Компания у них была симпатичная, но странная. Мелкая тощенькая девица с проницательным взглядом и двое парней, один другого интереснее. Оба высокие – выше меня! – и стройные, оба красавцы, но абсолютно разных типов. Голубоглазый пижон с мелированными кудрями, чувствовалось, большой любитель пошутить, а то и поиздеваться над ближними. Его красиво очерченный рот то и дело растягивала насмешливая улыбка, а в глазах плескалось бесовское веселье. Поглядывая на меня, он иронично заламывал соболиную бровь и усмехался с затаенным коварством. Нетрудно было догадаться, что жизненный путь этого красавца устлан женскими телами, массово падающими к его ногам без особого приглашения. Тем не менее у меня лично коленки не ослабли. Мне гораздо больше понравился второй парень – шатен с очень короткой стрижкой и смешным именем Данила Фигасов.