– Понятно, – вздохнул он и осторожно вынул из моего стиснутого кулака телефон. – Дай-ка сюда… В «Скорую» звонила? Смотри, как надо.
Мачо прилепил трубку к уху, забронзовел лицом и непререкаемым командирским тоном пророкотал:
– День добрый, майор Романов, Западное УВД. С Краснозвездной, двенадцать, гражданина с инфарктом куда госпитализировали?
– Одну секундочку, сейчас… В зиповскую больницу, – услужливо ответил сиплый голос.
– Вот так, – Алехандро вернул мне мобильник и зашагал к машине.
Я остолбенело смотрела ему вслед. Он, видимо, почувствовал мой взгляд и обернулся:
– Так мы едем в больницу или нет?
– Едем! – Я ожила и заторопилась следом.
Уже в машине по дороге в больницу я спросила:
– А ты правда майор Романов из Западного УВД?
– Конечно, нет! – ответил Алехандро, посмотрев на меня с откровенной иронией. – Где ты видела милицейских майоров, раскатывающих на джипах?
– Уфф! – Я не сдержала вздох облегчения.
В принципе я совсем неплохо отношусь к офицерам милиции, но у меня уже имеется один бойфренд в капитанском звании. Куда еще майора?
«А почему нет? Завела бы себе собственную армию! – поддел меня внутренний голос. – Вон у папы римского есть же своя гвардия? Есть! И у Президента нашего есть свой полк».
– А у тебя есть кто-нибудь? – Алехандро ворвался в мои мысли с неожиданным вопросом.
– И роты не наберется, – машинально ответила я с откровенным сожалением.
И осознала, что опорочила свою репутацию, только когда мачо закашлялся, поперхнувшись то ли смехом, то ли возгласом. Это помешало ему продолжить разговор, впрочем, я и не стала бы беседовать на интимные темы с малознакомым мужчиной, да еще таким нахальным! Поглядывая на меня искрящимися глазами, мачо весело похрюкивал, а я обиженно надулась, отвернулась к окошку и за переживаниями даже не заметила, как мы доехали до больницы. Я едва не забыла, зачем мы вообще туда отправились!
– Как зовут твоего инфарктника? – уже вылезая из машины, спросил Алехандро.
Я почесала в затылке. Поскольку я до сих пор не выяснила, кого именно из родственников бронетанковой бабушки умчала неотложка, имени и пола пациента я не знала. Но фамилия Маруськиного семейства была мне известна:
– Жане!
– Как? – удивился «Майор Романов».
– Жане! – повторила я, сделав отчетливое ударение на втором слоге. – Красивая фамилия, правда? Она адыгейская, но очень похожа на французскую.
Тут мне припомнилось, что Маруська наша именно так и представляется интересным ей мужчинам: Жане, Мари Жане. Имя, что и говорить, интригует. К тому же внешне Маруся типичная француженка – худенькая сероглазая брюнетка, ее горский темперамент легко сходит за галльский, и одевается наша красавица с парижским шиком.
«Даже не знаю, приятно ли будет увидеть ее в застиранной больничной пижаме пятидесятого размера», – с сомнением молвил мой внутренний голос.
По пути в приемный покой я подумала и решила, что это зрелище могло бы меня порадовать. Не только потому, что каждой нормальной симпатичной женщине заведомо приятно увидеть другую симпатичную женщину в смехотворном образе огородного пугала Страшилы – просто мне очень хотелось, чтобы пропавшая дурочка Маруська наконец нашлась.
Насколько плохо мы знаем самих себя и как мало понимаем планы мироздания! Когда через несколько минут выяснилось, что Маруся действительно нашлась, это нисколько, ничуточки, ну ни капельки меня не обрадовало.
Маруськина сестра Дахамиль, одной рукой придерживая сползающий с узких плечиков белый халат, нервно курила на лестничной площадке у входа в отделение интенсивной терапии. Дым, который девчонка выдыхала в форточку, сквозняком задувало обратно, и сизое облако над головой курильщицы добавляло объема ее взлохмаченным кудрям.
– Даша! – позвала я.
Она повернула голову на голос, но посмотрела сквозь меня, словно я тоже была прозрачной, как дымное облако.
– Дашенька, у кого инфаркт? – спросила я, подойдя поближе.
– Инфаркт у мамы, – безжизненным голосом ответила девчонка, затушив сигарету прямо о подоконник. – А у папы инсульт.
– Ничего себе! – брякнул Алехандро. – Чего так сразу-то?
А я уже догадалась, что маминым инфарктом и папиным инсультом беды семейства Жане отнюдь не исчерпываются:
– Это из-за Маруси?
– Маретой ее звали! – неожиданно окрысилась на меня Даша. – Маретой, ясно вам?!
Она сцапала болтающиеся бязевые рукава, закрыла ими лицо и глухо завыла. Под пальцами, прижавшими халатные манжеты, задрожали, как выпученные слепые глаза, две желтые костяные пуговицы с обломанными краями. Я не вынесла этого зрелища и тоже всхлипнула.
– Ты-то хоть не реви! – шепотом прикрикнул на меня Алехандро. – А ну, отодвинься!
Он крепко взял меня за талию (причем в этом не было ни грамма чувственности) и переставил в угол, как тумбочку или табурет. В углу просторной площадки до меня с большим комфортом помещался один раскидистый фикус в деревянной кадке. Я обессиленно присела на край дощатой емкости с почвогрунтом и сквозь завесу жестких фикусовых листьев, всхлипывая и кривя губы, уставилась на парочку у окна.
О чем они шепчутся, я не слышала, но видела, что Алехандро одной рукой обнимает Дашу за плечики, а другой размазывает по ее голове дымное облако. И Дашенька не вырывается, не дичится, а прижимается виском к выпуклому бицепсу мачо и что-то ему рассказывает.
«Очень душевненько!» – не выдержав, желчно буркнул внутренний голос.
– Цыц! – сказала я ему, великодушно подавив собственническую ревность (в конце концов, это не мой мачо. То есть пока еще не мой!). – Не будем мешать майору Романову!
Чтобы не мешать «майору», я даже осиротила фикус и тихонечко спустилась на этаж ниже. Там тоже был фикус – поменьше, а кроме него имелся автомат с напитками. Я взяла себе воду с малиновым сиропом и плаксиво хлюпала ею до прихода Алехандро.
– Ну, что, Индия? У меня для тебя две новости, одна плохая, другая тоже не очень, – сообщил он, бесцеремонно отнимая у меня стаканчик. – Фу, что ты пьешь?
Остатки малиновой водички розовым дождиком пролились на редкую крону малолетнего фикуса. Взамен в опустевший стаканчик была налита коричневая жидкость из плоской фляжки:
– Вот это выпей.
– Я не хо… – заупрямилась я и едва не захлебнулась коньяком.
– Хо или не хо, а бу! – наставительно сказал мачо, бестрепетно вытирая мою мокрую физиономию бумажной салфеткой. – Успокоилась?
Успокоилась я главным образом потому, что не привыкла пить крепкое спиртное стаканами и после принудительного приема лечебного коньяка должна была как следует отдышаться.