На сеновал с Зевсом | Страница: 36

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Увы, результат Алку не слишком порадовал. Бульдог перестал быть черно-белым, но однородного окраса тоже не приобрел: после сушки феном черные пятна на его шкуре сделались фиолетово-бурыми, а белые – сиреневыми.

– М-да-а-а… – почесав вспотевшую макушку, задумчиво изрекла Трошкина. – Был бульдог породы Гобеленовый а-ля Франсе – стал Чернобурый по-болгарски!

Надеяться на то, что в новом имидже супермодный кобель будет менее заметен на местности, не приходилось.

– Просто нужна другая краска! – критично рассмотрев дефилирующего по квартире Чернобурого Бульдога с разных сторон, постановила его изобретательная мучительница.

Другую краску охотно предоставил Зяма, к которому Алка сбегала на экспертную консультацию по вопросу: «Чем бы покрасить мех, чтобы одним цветом, но не навсегда?».

– Одним цветом, но не зимой и летом? – дизайнер-консультант удачно переиначил детскую загадку. – И какой цвет тебе нужен в итоге?

– Лучше всего черный.

– А что за мех?

– Собачий, – коротко ответила Трошкина, не удосужившись объяснить, что этот самый мех и в данный момент произрастает на собаке.

– Понятно, мексиканский тушкан, – хмыкнул Зяма. – Чистить, мыть его планируешь?

– Обязательно, – кивнула Алка, которая еще несколько дней собиралась добросовестно тестировать Фунтика на водобоязнь.

– Тогда придется периодически подкрашивать, – сказал Зяма, открывая тумбочку со своими дизайнерскими запасами. – Но это несложно, краска в аэрозольном баллончике. Берешь его, встряхиваешь, брызгаешь на мех, прочесываешь его гребешком и снова брызгаешь до получения нужного цвета.

На практике все оказалось сложнее. Зямина краткая инструкция с поправкой на яростное нежелание носителя меха принимать участие в процессе очень сильно удлинилась. Алка взяла Фунтика, краску, встряхнула баллончик и брызнула на мех. Догнала убегающего Фунтика, крепко прижала его к полу, встряхнула баллончик, как следует брызнула и покрасила свою руку и еще квадрат линолеума, на котором образовался четкий силуэт распластанной псины. На ней же самой ничего нового не образовалось.

– Вот скотство! – злобно шипела Трошкина, отмывая от стойкой (как просила!) дизайнерской краски сначала руку, а потом пол в прихожей. – Опять убытки!

– Идем на прогулку! – сурово велела она Фунтику, закончив с мытьем и уборкой.

На прогулку Алка взяла не только собаку, но и специальное снаряжение: Зямин аэрозольный баллончик, большой моток лохматого шпагата, резиновые перчатки, черный бязевый халат, старый бабушкин платок, тоже черный, но с красненьким рисуночком по периметру, расческу и респиратор, который в ходе прежних лакокрасочных работ успел покрыться цветными кляксами. Все это добро она сложила в пакет, затолкала Фунтика в холщовую сумку и пошла на пустырь – делать из многострадального французского бульдога мексиканского тушкана.

– Ну, пойдемте же! Пойдемте! – нетерпеливо призывала Антонина Трофимовна Зайченко непопулярного писателя Цапельника, тряхнув бумагой, на которой по-прежнему недоставало автографа великой Баси Кузнецовой. – Нужно покончить с этим делом! Сегодня или никогда!

Антонина Трофимовна предпочла бы покончить с этим делом прямо сейчас, ибо размеренное гудение лифта свидетельствовало, что в данный момент подъемник работает исправно. Однако ее трусоватый спутник переминался на крыльце, не решаясь войти в сумрачный подъезд. Несмотря на то что великим писательским талантом Цапельник не обладал, воображение у него было живое, и оно вполне допускало вероятность новой встречи с каким-нибудь сверхъестественным приятелем неразборчивой в творческих контактах Баси Кузнецовой.

– Ну, ладно, пойдемте, – неохотно сдался Цапельник, с сожалением покидая залитое алым закатным светом крыльцо.

Был тот мирный вечерний час, когда пенсионеры и домохозяйки прилипают к экранам телевизоров, нагулявшиеся дети неохотно готовятся к отбою, а отцы семейств несуетно вкушают вечернее пиво. Благостную тишину время от времени нарушало лишь дикое шипение паяльной лампы, с помощью которой трудолюбивый пенсионер Герасимов из второй квартиры избавлял от многолетних наслоений краски снятую с петель балконную дверь.

Когда впечатлительный Цапельник сделал первый нетвердый шаг в сумрачный колодец подъезда, в дальнем углу двора за гигантским кипарисом послышался испуганный крик Алки Трошкиной. Мир не услышал этого крика – его приглушил респиратор. Но, если бы в это время во дворе находился кто-нибудь, кроме дедушки Герасимова с его дверью, мир увидел бы драматическую сцену собачьего бегства из парикмахерского плена.

Поломав ненадежную систему из бечевок и вбитых в землю колышков, свежеокрашенный Фунтик вырвался на волю и стремглав понесся в дом. Трошкина охнула, выронила полегчавший баллончик и побежала вдогонку за бульдогом, которого теперь нельзя было назвать ни Французским Гобеленовым, ни Болгарским Серобуромалиновым. К черным лоснящимся бокам отлично подошло бы, например, определение «Африканский Антрацитовый».

Как раз на прямой, соединяющей целеустремленного негроидного Фунтика с подъездом, как на грех, устроился пенсионер Герасимов, полностью поглощенный реставрационно-восстановительными работами. Не заметив стремительного приближения Африканского Антрацитового бульдога, он в очередной раз включил огнедышащую паяльную лампу, и пыхнувший из нее язык пламени добросовестно лизнул оказавшуюся на линии огня собачью попу.

Дизайнерская краска, о повышенной горючести которой Зяма Алку даже не предупредил, мгновенно вспыхнула, и бульдожья задница украсилась оранжево-голубой короной, более характерной для воспламененной газовой конфорки. Узревшая это огненное шоу Трошкина испуганно хрюкнула в респиратор и ускорила свой бег до скорости, какой никогда не мог добиться от нее школьный преподаватель физкультуры. Аккуратный тюрбан из бабушкиного платка, накрученный Алкой для защиты волос от краски и ее всепроникающей вони, наполовину размотался, и его острые треугольные концы вздыбились, как рожки.

– Тихо-то как! – делая второй шаг к лифту, задумчиво пробормотал Цапельник, подсознательно ожидающий от умиротворяющей тишины какой-то несказанной подлости.

Интуиция у него была очень даже писательская! В следующий миг в освещенный нежным розовым светом дверной проем ворвалась угольно-черная тень, распространяющая вокруг себя невообразимо гнусное амбре. Его обеспечило сочетание туалетной воды «Душистый ландыш», болгарского тонирующего крема «Черный тюльпан», дизайнерской краски для меха и паленой собачьей шерсти.

– Ай! Кто это?! – мягко роняя себя в ближайший угол, взвизгнула пугливая Антонина Трофимовна.

Черное, как сама ночь, четвероногое существо, освещая общий мрак пылающим филеем и оставляя за собой дымный ракетный след, с воем вознеслось вверх по лестнице. Обалдевший Цапельник успел заметить волочащиеся за адским созданием лохматые хвосты, заканчивающиеся заостренными деревянными колышками. Они были густо испачканы землей и пересчитывали ступеньки с веселым костяным перестуком.