– Уходим! – шепнул мне Зяма, и мы потихоньку уползли из эпицентра семейного скандала в комнату брата.
Там было не слышно отголосков битвы гигантов, однако я продолжала держать сторону мамули.
– Между прочим, совсем недавно нашей маме кто-то угрожал по телефону! – сообщила я, с запоздалым раскаянием вспомнив, что так и не выполнила просьбу мамули пробить номерок по базе. – Неопознанный мужской голос обещал отомстить ей за иго.
– Какое иго? – закономерно заинтересовался Зяма.
– Мало ли какое! – пожала плечами я. – Но монголо-татарское мы решили исключить. Я вот думаю: может, дрянная конфета в шаре – это и есть обещанная месть? Смотри, как сходится: и повод был дурацкий – иго какое-то, и сама месть идиотская! Не удивлюсь, если выяснится, что неизвестный звонил мамуле из психиатрической больницы!
– А номерок тебе известен? – оживился братишка.
Мамулина бумажка с неведомым номером у меня сохранилась. Зяма включил компьютер, пошарил в базе и в считаные минуты выяснил, что данный телефонный номер принадлежит не учреждению здравоохранения, а заведению культуры:
– Это Краевой Театр Юного Зрителя!
– Серьезно?!
Я сунулась к монитору, убедилась, что братец ничего не путает, и кивнула:
– Похоже, мамуля была права: ее недоброжелатель принадлежит к числу деятелей искусства.
– Я же говорю, Моцарт и Сальери! – сказал Зяма.
Он мыслил конкретно, по-мужски:
– Надо найти этого деятеля и подбить его завидующие глаза!
– Хорошая мысль, – одобрила я.
И отправилась спать, предварительно оформив наши с братишкой добрые помыслы в душевную молитву: «Господи, помоги нам найти маминого обидчика и воздать ему по заслугам!».
4 апреля
Проснулась я рано и сразу же вспомнила, что никаких интересных мероприятий на сегодняшний выходной не запланировано. Капитан Кулебякин после ночных дежурств спит до вечера, значит, большую часть наступившего воскресенья я буду предоставлена сама себе.
«Ничего, спасение утопающих – дело рук самих утопающих!» – напомнил мне внутренний голос.
Он был бодр, свеж и, судя по интонации, преисполнен приятных ожиданий. Я не стала торопить его расспросами и для начала спокойно позавтракала. Потом придирчиво изучила показания термометра за оконным стеклом и сравнила их с прогнозом погоды в Интернете. А заодно – раз уж все равно залезла в сеть – посмотрела анонсы событий культурной жизни. Решила не ходить на фестиваль авторской песни в парке (не люблю завываний, не облагороженных качественной аранжировкой), оставила под вопросом посещение открывающейся выставки фарфоровых кукол, заглянула в сводку разнообразных сценических действий, и тут мой внутренний голос веско сказал: «Ага!»
Междометие совпало с изучением афиши Краевого Театра Юного Зрителя, где сегодня в десять ноль-ноль ожидалось представление бессмертной сказки «Белоснежка и семь гномов» с Людмилой Любичевской в главной роли. Я выяснила цену входного билета, решила, что сто пятьдесят рублей – не слишком высокая цена за близкое знакомство со сказочной блондинкой и аж семью бородатыми мужиками, и в девять сорок пять явилась под окошко кассы.
– Извините, все билеты проданы, свободных мест нет! – без тени сочувствия сказала кассирша, задвигая окошко деревянной заслонкой, которая запросто могла быть запчастью бутафорской Емелиной печки.
В фойе запел звоночек, и мимо меня стройными колоннами двинулись принаряженные юные зрители с цветами и шоколадками. Букеты в детских ручках подсказали мне, как можно проникнуть в театр без билета.
«Но не бесплатно», – с сожалением вздохнул мой внутренний голос, когда я отдала все те же сто пятьдесят рэ за тюльпановый веник.
– Цветы для примы Любичевской! – сообщила я вахтеру за турникетом служебного входа. – Велено передать лично в руки – тут еще записочка, вы понимаете…
Вахтер все понимал и потому не препятствовал моему проникновению на охраняемую территорию.
Под дверью, ведущей на сцену, сегодня группировались Зайчики, Белочки и Мишки. Прикрываясь букетом, я зашагала по коридору, уже знакомому по вчерашним странствиям, в поисках человеческого существа.
За дверью со скромной табличкой «Техкомната» вкусно чаевничала пожилая гражданка в синем халате.
– Простите, вы не подскажете мне, чей это телефон? Не бухгалтерии? – спросила я ее, показав бумажку с номером мамулиного Сальери.
– В памятке посмотри, – посоветовала приятно не любопытная женщина, ленясь прерывать чаепитие.
Проследив направление ее взгляда, замасленного употребляемым внутрь бутербродом, я увидела на боку обшарпанного шкафа лист с распечаткой всех театральных телефонов. Их оказалось гораздо больше, чем в Зяминой базе, но нужный мне номерок в общем списке тоже имелся. Он стоял в одной строке с величественной фамилией Громыхало.
– А Громыхало где искать, не подскажете? – осмелев, спросила я любительницу чайных церемоний.
– Спроси в администраторской.
Табличку «Администраторская» я уже видела и примерно представляла, куда идти. Я не очень представляла, зачем мне туда идти, потому что не планировала в одиночку проводить в жизнь наш с Зямой план воспитательного мордобития мамулиного недруга. Неведомый Громыхало виделся мне здоровенным дядькой с косматой бородой незначительно окультуренного Карабаса-Барабаса, глубоким шаляпинским басом и демоническим характером. Трезво оценивая свои шансы в рукопашной с таким типом, я склонялась к мысли уступить организацию триумфальной победы Добра над Злом гораздо более крепкому братцу. Но, пока я медлила под дверью «Администраторской», колесо судьбы слегка провернулось, дверь открылась сама, и к цепи закономерных случайностей добавилось новое звено.
– О! Вы к нам? – взмахнув немытой чашкой, обрадованно поинтересовался длинноволосый юноша в мешковатых джинсах и майке, украшенной англоязычной надписью «Зеленый континент» и стилизованным изображением утконоса в продольном разрезе. – Прошу вас, мадемуазель, прошу!
– Вы Громыхало?
– К нашему общему счастью, нет! – юноша комично перекрестился.
– И я тоже не Громыхало! – выглянув из-за компьютера, радостно заверил меня второй юноша – бритый наголо.
На его фуфайке красовался суровый Че Гевара.
– И никто у нас не Громыхало, так как носитель этой фамилии на прошлой неделе был уволен за систематические нарушения трудовой дисциплины! – как мне показалось, с намеком сказал коренастый парень абсолютно заурядной внешности: не лохматый, не лысый и в простой белой рубашке без этнических и политических заскоков.
– Пардон, мадам! Наша встреча была ошибкой! – с сожалением сказал мне длинноволосый, спешно ретируясь за свободный компьютер.
Лысый тоже спрятал свой сияющий череп за монитором, и комнату огласили характерные звуки жестокой эксплуатации компьютерной клавиатуры.