– Может, пора заканчивать летний отдых и уезжать из поселка? – задрожала Нюня.
– Не паникуй раньше времени! – огрызнулась Тяпа. – Пока что ничего страшного не случилось, мы даже в прибыли.
Тут я вспомнила про выигрыш, который весь остался у меня, поспешно вытянула из кармана стопочку полтинников и протянула деньги Рыжей:
– Держи!
– Они не забрали деньги? – обрадовалась Наташка. – А я, признаться, решила, что Мух успел меня заметить и заподозрил что-то, потому и задержал тебя… Ты зачем мне все отдаешь? Половина твоя!
– Мне не надо, – промямлила Нюня.
– Ты что? Ты эти бабки честно заработала, на шухере стояла и чуть не погорела! Правда, девять полтинников поровну не делятся, поэтому я возьму пять, а тебе четыре. Не обидишься? – Наташка быстро и ловко разделила стопочку купюр на две части и бесцеремонно затолкала двести рублей мне в карман. – Салют, Танюха! Разбегаемся! Приятно было с тобой погулять!
Рыжая весело тряхнула косой челкой, и на развилке мы с ней разошлись в разные стороны.
Софи не спала, ждала меня.
– Ты что так долго? Где пропадала? – забубнила она, вылезая из постели. – В туалет хочу – умираю! Пойдешь со мной?
Коллективные культпоходы в отхожее место – это у нас обязательное мероприятие ночной программы. Теплый комфортабельный клозет имеется только в большом доме, рядом со спальней тети Люси, и нам, черной кости, ходу туда нет. Для нас есть туалет во дворе – патриархальный деревянный нужник на два посадочных места. У него только одно достоинство: там чисто и пахнет не тем, чем могло бы, а крепкой ароматической смесью хлорки, освежителя воздуха «Фиалка» и табака – наши тетки-булочницы любят посиживать на горшке, затягиваясь сигаретками. К сожалению, ночью воспользоваться туалетом по прямому назначению довольно сложно, потому что тетя Люся в режиме жесткой экономии электроэнергии ровно в двадцать три ноль-ноль выкручивает лампочку в фонаре. А отверстия в досках посадочных мест неизвестный зодчий пропилил с размахом – большие, как ракетные шахты. Поэтому в темное время суток мы посещаем туалет попарно или группами и непременно с ручным фонариком.
Софи первая сходила в кабинку, а я работала осветителем. Потом мы поменялись. Когда я вышла, Соньки на дорожке не было, но за смородиновыми кустами слышалось шумное копошение, сопровождающееся хихиканьем и жарким шепотом:
– Тебе мало, да? Ты опять? Нет, погоди! Нет, ты послушай!
У Софи явно продолжался праздник жизни.
Подивившись про себя ее активности, я вернулась в наш курятник, села на койку, покачалась вверх-вниз на скрипучей сетке и раздумала ложиться. Инстинкт самосохранения голосом Нюни настойчиво советовал найти какое-нибудь другое место для ночлега. Не ровен час, придут за мной среди ночи Аскеровы посыльные!
– Да, спрятаться не помешает, – согласилась и Тяпа. – Что значит – где? А в скворечнике «Жемчужного колоса»! Почему нет? Рома там не живет, а ты вчера чистила за него бассейн и, если вдуматься, вполне имеешь право переночевать на этом койко-месте хотя бы один раз.
– Уговорила! – Час был поздний, я очень устала и препираться не хотела.
Прихватив с собой ночную рубашку и пару чистых простынок, я быстро и без приключений перекочевала по пустой ночной тропе в «Жемчужный колос».
На двери смотрительского скворечника по-прежнему красовался амбарный замок, но я уже знала, что делать. Толкнула оконные рамы, которые днем не потрудилась плотно закрыть, влезла в домик, поставила раскладушку, постелила себе, переоделась в ночнушку и легла спать – все это не зажигая света и не производя особого шума. Коснулась головой подушки (Нюня привычно пробормотала: «На новом месте приснись жених невесте!») и заснула как убитая.
Мироздание вновь проявило поразительную отзывчивость и при этом опять перестаралось. Жених невесте не просто приснился – явился во плоти!
– Ой, кто это?! – задергалась я, придавленная тяжелым телом.
Темно было – хоть глаз коли, и страшно до судорог, да еще и тяжело: словно бревно сверху упало! Хотя бревна я бы так не испугалась, бревна – они если и падают, то ведут себя тихо, не лезут к придавленным под одежду, не плямкают в ухо и не бормочут: «Вот это подарочек, вот это я понимаю – инициатива!»
– Какая, на хрен, инициатива?! – придушенно выкрикнула я, от страха почти преодолев свою нелюбовь к ругательствам. – В чем дело? Чего вам надо?
– Что нам надо – шоколада! – прохрипело неправильное бревно, после чего обозвало меня своей сладенькой крошкой и оборвало пуговку на сорочке.
От ужаса меня парализовало, и я замерла навытяжку, как солдатик. «Бревну» это очень понравилось. Нюня моя упала в обморок, и далее я действовала под диктовку Тяпы.
Едва мое тело обрело чувствительность (местами, спасибо рукастому «бревну», почти приятную), я подняла свои собственные руки вверх, завела их назад, нащупала на стене в изголовье раскладушки деревянную раму, крепко взялась за ее углы, дернула – и плашмя обрушила зеркало на фанерной основе на голову своего врага!
Надо ли говорить, что при последующем рассмотрении в свете электрической лампы он оказался уже знакомым мне рыжим красавцем с зелеными глазами? Которых я, впрочем, не видела, так как после удара Рома закатил их под лоб.
На сей раз я не стала делать ему искусственное дыхание, ограничилась исключительно бодрящими оплеухами. Это помогло ничуть не хуже.
– Татьяна! Ты самая наглая девица, которую я знаю! – еще не открыв глаза, заявил пострадавший.
– Рассказывай! – фыркнула я.
– Нет, в самом деле! – Он продолжал настаивать. – Сама пришла, почти голая, сама залезла в мою постель, а когда я стал приветствовать эту приятную инициативу, сама же дала мне по башке!
В таком контексте мое поведение и в самом деле выглядело как-то не очень красиво. Я открыла рот и замолчала, а Рома – нет. Наоборот, его голос окреп:
– Кстати, чем ты меня?
– Зеркалом, – призналась я.
– Разбилось? – заволновался он.
Я не поняла, что именно его беспокоит, но, поскольку и голова, и зеркало остались целы, коротко ответила:
– Нет.
– Отлично. – Он открыл глаза.
– Не пялься! – сердито сказала я, запахивая ночнушку, с которой чуть раньше градом, как спелые желуди, осыпались пуговки.
– Не буду! – согласился он, невоспитанно продолжая пялиться.
Успешно отразив зеркалом ближнего боя вражеское наступление, я, как победительница, осталась на раскладушке, а Рома свалился на пол, но потом я все-таки снизошла до поверженного противника, чтобы надавать ему оздоровительно-воспитательных пощечин. Теперь мы оба сидели на полу.
– Я ухожу! – поднимаясь на ноги, сообщила я.
– В таком виде?
Лунный свет, сочащийся сквозь грязное стекло, позволял разглядеть пикантные дырки в моем наряде.