Дверца автомобиля, который я обходила по узкому проходу между черным боком машины и облупившимся забором, распахнулась прямо передо мной. Не успев затормозить, я врезалась в нее, башня из простыней развалилась на составные части, и чистое постельное белье с монограммой «ТЛ» посыпалось на грязную мостовую.
– Козел-собака! – согласно охнули Тяпа и Нюня, а я обреченно закрыла глаза, представив, что скажет мне тетя Люся и как посмотрит на меня Софи, которую хозяйка непременно оштрафует за ущерб, нанесенный ее имуществу.
– О, простите! – виновато произнес мужской голос.
– Как же! – прошипели мы с Тяпой, выпуская когти и загибая пальцы крючочками.
Таким образом, первым делом я открыла рот, а уже потом глаза, однако последовательность могла быть и обратной. Если бы я сначала взглянула на этого парня, то и рот затем разинула бы совершенно точно: такого красивого мужика я в жизни не видела! Даже в кино! Даже во сне! Даже на разворотах «Плейбоя»!
Это был брюнет с умопомрачительными синими глазами, какие мне прежде доводилось видеть только у дорогих говорящих кукол. Представляете себе Кена в человеческий рост? Широкоплечего, длинноногого, с узкими бедрами? И вся эта нечеловеческая красота была упакована в нежно-голубой костюм, который его владелец совершенно не жалел: он обрушился коленками в дорожную пыль и принялся собирать тети-Люсины простыни.
– Встаньте! – повелела я голосом королевы Английской (дряхлой Елизаветы, со старческими хрипами). Горло от волнения перехватило, руки задрожали, роняя последние чистые простыни. – Сами-то хоть не пачкайтесь!
– Простите меня, ради бога! – взмолился он, стоя на коленях и глядя на меня снизу вверх изумительными сапфировыми очами.
– Прощаю! – единогласно постановили Тяпа и Нюня.
– Я-то вас прощаю, а вот меня кто простит? – добавила я от себя. – Софи разобидится, а тетя Люся на нас обеих такую епитимью наложит, что мало не покажется. Триста раз «Отче наш» и бесплатный сбор камней до скончания лета…
– Вы что, монашка? – растерялся брюнет.
– Ах, если бы! – вздохнула Нюня.
– Слава богу! – он размашисто перекрестился, и Тяпа моя не удержалась, спросила:
– А вы не монах?
– Опять же, слава богу! – незнакомец запоздало оценил, как комично выглядит наша благостная беседа над поруганными простынями, улыбнулся и встал, оказавшись выше меня почти на голову.
Мой смятенный взгляд застрял в ямочке его подбородка. Брюнет взял меня за руки, освободившиеся от груза простыней. Нюня тихо застонала, а Тяпа шепотом шикнула:
– Изыди, сатана!
Обаятельно улыбающийся брюнет в паре со мной мог позировать для нравоучительной картины «Бес-искуситель, явившийся слабой грешнице Татиане». Мне бы крикнуть: «Чур меня!» – и опрометью умчаться куда подальше, но я никогда не отличалась быстротой реакции. Я бы, чего доброго, шлепнулась обессиленно на кстати разбросанные простыни, но тут в происходящее вмешался новый персонаж.
– Эй, парень! – грубым голосом крикнул водитель «Волги», из которой вылез брюнет. – Ты сначала за такси заплати, а уж потом курортный роман закручивай! Быстрый какой!
– Прошу прощения! – Брюнет выпустил мои руки, полез в карман и отвернулся к таксисту.
– Драпаем! – постановила Тяпа.
Я быстро сгребла в кучу простыни и наволочки и с ворохом белья в охапку засеменила прочь.
– Девушка, стойте! – Брюнет догнал меня у самых ворот.
Действительно, быстрый!
– Слушайте, что вам от меня нужно? – сердито спросила я. – Хотите окончательно испортить мою молодую жизнь? Уйдите прочь, а то я Борьку позову.
Борька – это тети-Люсин великовозрастный племянник, кажется, я о нем уже упоминала. Он в нашем сложном хозяйстве осуществляет функции охранника и с большим удовольствием учит хорошим манерам не в меру приставучих кавалеров тети-Люсиных работниц. Уроки Борька проводит в доходчивой форме мордобоя, а кулаки у него пудовые, так что желающих повторить пройденное на моей памяти не было.
– Борька – ваш муж? Нет? Друг? Тоже нет? Тогда пусть идет к чертовой бабушке! – самоуверенно молвил брюнет. – Девушка!
– Таня, – буркнула я.
– Дима! – тут же представился он. – Таня, я невольно нанес вам ущерб, я должен его возместить.
– Как вы его возместите? Срочно перестираете испачканное белье? – съязвила я.
Зря сомневалась! Дима оказался не только благороден, но также умен, сметлив и предприимчив. На выяснение всех обстоятельств, сопутствующих поступлению в тети-Люсино хозяйство чистого постельного белья, Дима потратил меньше двух минут. А еще через четверть часа мы с ним сидели на лавочке в тени древнего деревянного грибочка, оживленно болтая под шум могучей стиралки с сушкой. Прачка Антонина, получившая за сверхурочную работу триста рублей, поглядывала на нас в открытую дверь с ласковым умилением.
– Куда ты запропастилась?! – набросилась на меня Софи, когда я неверной поступью припадочной и с блаженной улыбкой тронутой вошла в наш курятник, крепко обнимая стопку белья, выстиранного и высушенного чудесной стиралкой «Рузанны» в рекордные сроки. – Тетя Люся уже спрашивала комплект белья! Я не знала, что делать!
– А ничего не надо делать! – заявила я, положив простыни на стол, после чего закинула руки за голову и рухнула в койку, приветствовавшую мое прибытие восторженным скрипом. – Самое прекрасное и удивительное в том, что нам ничего не надо делать самим! Ты была абсолютно права в своей догадке! Оно все держит под контролем!
– Кто – оно? ЦРУ?
– Мироздание! – Я села в постели и оживленно поведала: – После нашего с тобой разговора я мысленно попросила мироздание уточнить, каков мой женский прожиточный минимум, и при наличии резервов выдать мне больше, чем одного мужика. И что же?
– Что? – эхом отозвалась Софи.
– Посмотри в окошко! – победно сказала я.
Сонька тут же сунула голову за занавеску и ахнула:
– Мать честная! Какой мужчина! Танька, кто это?
– Думаю, это вторая половина моего прожиточного минимума, – скромно ответила я.
– А я? А мне? – завистливо закудахтала Софи.
– Все вопросы к мирозданию! – веско ответила я и одним движением выбросила себя из койки.
Дима в самых изысканных выражениях пригласил меня с ним отужинать, и я не видела причин для отказа. Надо было только поспешить, чтобы успеть принять душ до возвращения с работы наших соседок-булочниц, которые после целого дня пребывания в адской жаре пекарни отмокают в душевой до темноты.
Вспенивая на голове шампунь, я фальшиво напевала. Тяпа и Нюня песню не портили, помалкивали: размышляли. Первой дала о себе знать моя нахальная составляющая:
– А третьим у нас будет кареглазый блондин! – неожиданно заявила Тяпа, и я захлебнулась мыльной водой.