Он слушал с каменным лицом. Я почти видел через схлопнувшееся пространство, как эта гранитная скала на глазах стареет и крошится, словно за минуту проходят миллионы лет с их грозами, зноем, ветрами. Когда я закончил, из мембраны прозвучало глухое, безжизненное:
– Хорошо. Езжай сюда.
Я долго сидел неподвижно. Мобильник в ладони нагрелся так, что экран мог бы засветиться от моего тепла.
Огромный особняк показался мне издали мертвым. На воротах из будочки вышел крепкий парень, незнакомый, осмотрел меня внимательно, но не сказал ни слова, кивнул, скрылся в будке. Створки поползли в стороны. Сердце билось все учащеннее.
Машину пришлось парковать в сторонке, вся стоянка перед домом забита машинами, раньше их здесь не видел. Мое место занято большим фордом с затемненными стеклами. Справа и слева от форда приземистые машины полуспортивного типа, явно очень быстрые и устойчивые на поворотах, но я всей кожей ощутил пуленепробиваемость стекол, бронепрокладки в стенках, нечувствительные к выстрелам шины.
Я чувствовал себя на перекрестье взглядов. Из машин меня осматривали профессионально цепко. Я никого не видел, это только ощущение, что в машинах по шоферу и телохранителю, но холодок пробрался во внутренности, лег в желудке замороженной наковальней.
Ноги мои подгибались, я потащился к крыльцу, а в голове стучало безнадежное: зачем, дурак, явился сам? Похоже, Козаровский не только взял власть в свои руки, но и созвал на дележ рынка мафиозных вожаков…
С крыльца на мое приближение смотрели с вялым интересом четверо крепких молодых мужчин. Все в хороших костюмах, подтянутые, крупные, стоят в самых непринужденных позах, беседуют, как на светских раутах.
Я шел, чувствуя, как по мне ползают обжигающе красные точки лазерных прицелов. Их целые стада, я уже весь пятнистый, словно подцепил краснуху. Кожу жжет, я чувствую, как вспухают большие водянистые пузыри, что вроде бы предохраняют кожу от тяжелых ожогов. Лицо покрылось бисеринками пота, а со лба поползла тяжелая, как каток, крупная капля. Подмяла бровь, бурно хлынула всей непомерной массой в глаз.
Защипало так, словно я был существом из аммиака. Рука дернулась смахнуть, вытереть глаза, в последний момент подумал, что могут расценить резкий жест как бросок руки к пистолету…
Тут же, словно стадо овец за бараном, со лба сорвались все капли, крупные, как апельсины. Глаза выедало кислотой, сквозь мутную пелену я видел, как на крыльце появился еще один человек. Ростом не уступает, только пошире да одет проще…
– Сергей, – прошептал я. На глаза навернулись слезы, я почему-то ощутил к нему горячую благодарность, хотя кто он мне, помимо того, что просто его знаю?
Я пытался заставить себя двигаться быстрее, но обе ноги тащились за мной, похожие на колоды для рубки мяса. Сергей рассматривал меня тоже придирчиво, словно увидел впервые. Впрочем, таким он в самом деле видит впервые.
Я спросил с сильно бьющимся сердцем:
– А что… Козаровский?
Глаза Сергея показались мне такого цвета, как у самого Козаровского. И смотрит так же цепко, изучающе. Спросил неожиданно:
– Козаровский? Какой Козаровский?
– Шеф службы безопасности, – пробормотал я. – Он же…
Сергей долго молчал, я застыл в страшном ожидании. Если Козаровский уже все захватил, то Сергей и другие служат теперь ему… Правда, говорил я с Кононом, но то было давно, все могло перемениться.
Каменные губы Сергея дрогнули в скупой усмешке.
– Баймер… ты гений с программами, но дитя в играх взрослых. Настоящим шефом безопасности всегда был я.
Меня отшатнуло. Горло пересохло, оттуда едва-едва прохрипело:
– Ты?
– Я.
– Но, Козаровский… полковник КГБ…
– Баймер, я когда-то был… слесарем в здании КГБ. Понял? А наш Конон был секретарем обкома партии. Слышал о соотношении сил партии и всяких там госбезопасностей? Иди, там тебя уже ждет шеф.
Я спросил писклявым от страха голосом:
– А как… он?
– В ярости, – ответил честно Сергей.
Коридор шатался, стены двигались, будто я шел по особняку чилийского наркобарона во время землетрясения. Я слышал треск своих костей под ударами молотка, а на стены брызгала кровь из порванных сосудов.
Дважды мимо проходили упругим шагом крепкие молодые мужчины, хорошо одетые, накачанные. У некоторых шевелились губы, но я не видел, чтобы они держали в руках сотовые телефоны.
Навстречу по коридору шли трое. Двое, завидев меня, сразу начали выдвигаться, но тот, что посредине, вскинул руку:
– Тихо, ребята. Это ко мне.
Я остановился, жалкий, как вытащенный из воды бобер. Из меня пролепетал трусливый голос:
– Здравствуйте, Илья Юрьевич…
– Виделись, – буркнул Конон. – Вы, ребята, идите на улицу. Больше никого не ждем, ясно?
Бравые парни, даже не парни, а настоящие натренированные мужчины средних лет, я сразу ощутил ауру высокого интеллекта и навыков меткой стрельбы, молча и слаженно пошли к выходу.
– Только одно, – взмолился я. – Что с Вероникой?
Конон хлестнул по мне ненавидящим взглядом. Челюсти сжались, мгновение он растирал меня тяжелым взглядом, как массивный каток пластмассовый пакет с молоком. Из груди вырвался полурык-полувздох. Затем плечи опустились, лицо постарело, морщины стали глубже.
– Мне шестьдесят, – сказал он тяжело, – а ей… девятнадцать. Рано или поздно… Конечно, хотелось бы, чтобы это случилось как можно позже. Вообще, чтобы я этого не увидел. Как-нибудь потом, после… С другой стороны, по-мужски ли заставлять ее выводить меня под руку на прогулку? Подавать палочку?.. Закрывать глаза? Нет, лучше уж так…
Я ощутил, что слезы наворачиваются на мои глаза. Он стареет, на глазах стареет. Я еще долго буду молодым, а вот он…
– Она будет вас любить, – прошептал я. – Она будет вас любить… всегда.
Он кивнул.
– Теперь – да. Но… закончим на этом. Давай о деле. Тебя решено пригласить к участию еще в одной… байме.
Я вытер слезы, Конон смотрел с жесткой улыбкой. Он показался мне атаманом разбойников, который ушел в мудрецы, все познал, все осознал, вышел в мир нести истину… но решил еще разок то ли уйти в загул, то ли ограбить царский дворец.
– Меня? – прошептал я. – Мне показалось, что после случившегося… вы меня в порошок…
– Сотру, – пообещал он. – Но позже. А может быть, и не сотру. Там видно будет. Все-таки от какого лакомого куска отказался… Ты готов?
Я развел руками, пробормотал:
– Если вы считаете… Вам виднее. Вы всегда видели меня насквозь.